Андреева Г.М. "Социальная психология"

Предисловие

Раздел I. Введение Глава 1. Место социальной психологии в системе научного знания Глава 2. История формирования социально-психологических идей Глава 3. Методологические проблемы социально-психологического исследования

Раздел II. Закономерности общения и взаимодействия Глава 4. Общественные отношения и межличностные отношения Глава 5. Общение как обмен информацией (коммуникативная сторона общения) Глава 6. Общение как взаимодействие (интерактивная сторона общения) Глава 7. Общение как восприятие людьми друг друга (перцептивная сторона общения)

Раздел III. Социальная психология групп Глава 8. Проблема группы в социальной психологии Глава 9. Принципы исследования психологии больших социальных групп Глава 10. Стихийные группы и массовые движения Глава 11. Общие проблемы малой группы в социальной психологии Глава 12. Динамические процессы в малой группе Глава 13. Социально-психологические аспекты развития группы Глава 14. Психология межгрупповых отношений

Раздел IV. Социально-психологические проблемы исследования личности Глава 15. Проблема личности в социальной психологии Глава 16. Социализация Глава 17. Социальная установка Глава 18. Личность в группе

Раздел V. Практические приложения социальной психологии Глава 19. Особенности прикладного исследования в социальной психологии Глава 20. Основные направления прикладных исследований в практической социальной психологии

Вместо заключения

Андреева Галина Михайловна

Родилась в 1924 г. (13.06) в г. Казани, ведущий специалист в области социальной психологии, окончила философский факультет МГУ им. М.В.Ломоносова (1950), преподает в МГУ с 1953 г., доктор философских (с 1966), профессор (1968), заслуженный деятель науки РФ (1984), академик Российской Академии Образования (с 1993), Заслуженный профессор МГУ (1996) Член научного совета “Психология ядерного века” Бостонский университет, США (с 1972), член Российского Общества социологов (с 1968), член Общества психологов СССР (с 1972 г.). - Российского Психологического Общества (с 1994), награждена правительственными наградами (орден Красной Звезды, орден Отечественной войны 2-й ст., медаль “За боевые заслуги”, медаль “За победу в ВОВ”, еще 9 памятных медалей, орден “Дружбы народов”).

В 1972 г. создала на факультете психологии МГУ кафедру социальной психологии и до 1989 г. заведовала ею. Создание этой кафедры во многом способствовало становлению социальной психологии как научной и учебной дисциплины в вузах страны: была разработана программа курса, был написан первый в стране университетский учебник “Социальная психология” (М., 1980), удостоенный Ломоносовской премии (1984), переведенный на девять иностранных языков и в настоящее время вышедший 5-ым изданием.

Тема ее докторской диссертации: “Методологические проблемы эмпирического социального исследования” (1966). Область ее научных интересов переместилась в последующие годы от философии и социологии к проблемам социальной перцепции, когнитивной социальной психологии. Ею была предложена теоретическая схема системного исследования этой области (К построению теоретической схемы исследования перцепции // Вопр. психологии, 1977, № 2). На кафедре социальной психологии под руководством Андреевой Г.М. проводились многочисленные исследования по этой проблематике, что отражено в ряде коллективных монографий (1978; 1981; 1984), в которых она выступала в качестве редактора и автора. Ее концепция - исследования социально-перцептивных процессов в реальных социальных группах - послужила основой для многих кандидатских диссертаций. С отдельными результатами исследований, в частности, по проблемам социальной атрибуции Андреева Г.М. неоднократно выступала на научных конгрессах и конференциях; в 1975 г. она избрана членом Европейской Ассоциации Экспериментальной Социальной Психологии. В 90-е годы результаты многолетних исследований обобщены в разработанном ею спецкурсе “Психология социального познания”, на основе которого написано учебное пособие (Андреева, 1997). Ею подготовлено 48 кандидатов наук и 9 докторов наук.

Всего Андреевой Г.М. опубликовано более 160 работ (включая 12 монографий и учебников, индивидуальных, а также в соавторстве или под ее редакцией), в том числе многие - в зарубежных изданиях, частично по материалам международных совместных исследований (Финляндия, Германия, Чехия).

Основные работы: Лекции по методике конкретного социального исследования (ред.). М., 1972; Современная социальная психология за рубежом (в соавт.). М., 1978; Социальная психология. Учебник для университетов. М., 1980 (последующие издания: 1988,1994, 1996, 1997); Актуальные проблемы социальной психологии. М., 1988; Общение и оптимизация совместной деятельности (соавт. Я.Яноушек). М., 1987; Социальная психология и социальная практика (соавт. коллеги из ГДР). М., 1978; Русские и немцы. Старый образ врага уступает новым надеждам. На нем яз. Бонн, 1990 (соавт. - коллеги из ФРГ); Психология социального познания. М., 1997.

Предисловие

Настоящее издание предпринято через восемь лет после последнего выхода учебника в свет. Как минимум два обстоятельства потребовали существенных изменений. Прежде всего, это значительные изменения в самом предмете исследования, т.е. в социально-психологических характеристиках самого общества и, соответственно, в отношениях общества и личности. Социальная психология, как известно, решает задачи, предложенные обществом, причем не "вообще" обществом, а данным конкретным типом общества. Распад СССР и возникновение России как самостоятельного государства предложили социальной психологии целый ряд новых проблем, которые потребовали определенного осмысления новой реальности. Так, утратило смысл определение общественных отношений, существующих в стране, как отношений социалистических и, следовательно, описание специфических атрибутов этого типа отношений. Сюда же следует отнести и проблему определения социальной психологии как "советской социальной психологии" в связи с радикальным изменением природы общества, в рамках которого она создавалась. Во-вторых, изменения касаются адресата, к которому обращен учебник. Первые два издания совершенно определенно были адресованы студентам психологических факультетов и отделений университетов, поскольку в то время социальная психология как учебный предмет изучалась именно в этих подразделениях. Изменения, происшедшие в обществе, одним из своих результатов в духовной сфере имели бурный рост интереса к социальной психологии не только среди представителей других академических профессий, но также и среди практиков- предпринимателей, менеджеров, финансистов. Кроме того, значительное развитие приобрела и практическая социальная психология, которая осваивает не только такие традиционные области, как образование, здравоохранение, армия, система правоохранительных органов, но и предлагает широкую систему специфических средств и форм социально-психологического воздействия. Трудно удовлетворить потребности всех этих разнородных групп читателей. Учебник все-таки сохраняется как учебник, предназначенный для высших учебных заведений, хотя профессиональные ориентиры в данном издании несколько смещаются: материал адаптирован к восприятию его не только психологами, но также студентами- социологами, экономистами, представителями технических дисциплин, т.е. практически всеми, изучающими в вузах этот предмет. Все сказанное заставляет меня сделать следующие комментарии общего плана к настоящему изданию. Во-первых, я отдаю себе отчет в том, что, несмотря на радикальные экономические, политические и социальные преобразования в нашей стране, мы не можем и не должны уходить как вообще от ее истории, так и от истории науки, в данном случае социальной психологии, сформировавшейся в конкретных исторических условиях. Может быть, этот факт не так значим для естественных наук, но весьма принципиален для наук, имеющих дело с человеком и обществом. Поэтому фрагменты исторического развития социальной психологии в условиях СССР считаю необходимым сохранить полностью. Во-вторых, возникает вопрос о роли марксистской философии в формировании теоретических и методологических основ социальной психологии. Эта дисциплина в меньшей степени, чем, например, социология или политэкономия, была ангажирована марксистской идеологией. Однако и здесь элементы идеологического воздействия, несомненно, имели место. Это проявлялось прежде всего в акценте на нормативный характер социально-психологического знания, например, в оценочных характеристиках личностей и групп, в принятии некоторого "идеала" личности и ее взаимоотношений с коллективом, соответствующих нормативным представлениям об идеальном же обществе. Как отнестись сегодня к такой идеологической ангажированности? Не думаю, что следует идти самым легким путем - просто отбросить различные идеологические "вкрапления" в ткань социальной психологии. Еще хуже - заменить один идеологический ряд каким-либо другим. Полагаю, что во взаимоотношениях социальной психологии и марксизма нужно различать две стороны. Первая - использование философских идей марксизма как методологической основы дисциплины. В конце концов все социально-психологические теории современности в конечном счете опираются на ту или иную систему философских принципов. Право каждого исследователя принимать (или отвергать) основания какой-либо системы философских знаний и следовать им. Такое же право должно быть сохранено и за марксистской философией. Вторая сторона - то принятие (или отвержение) идеологического диктата, который явился следствием того, что марксизм был официальной идеологией некоторой социально-политической системы - социалистического государства. Этот прямой диктат имел драматические последствия для многих научных дисциплин в истории нашего общества. Именно эта сторона взаимоотношений науки и идеологии должна быть тщательно осмыслена. "Социальный контекст" социальной психологии, как и всякой науки, имеющей дело с обществом, неизбежен. Важно четкое уяснение той мысли, что понимание социальной детерминированности социально- психологических феноменов не должно означать апологетики существующего политического режима. К сожалению, именно эта истина часто предавалась забвению. Размышления о судьбе общественных наук и их взаимоотношений с обществом - это сегодня глобальная задача всех обществоведов. Учебник, представляющий элементарный курс, не может и не должен анализировать эту проблему в полном объеме. Задача состоит в том, чтобы при систематическом изложении конкретных вопросов проблема эта как бы стояла за ними, на "заднем плане". Насколько удалось решить ее, автору судить трудно. Я еще раз с глубокой благодарностью думаю теперь уже о многочисленных поколениях моих студентов и читателей, в течение почти пятнадцати лет штудирующих социальную психологию по моему учебнику, так или иначе подающих мне "обратную связь". Я также признательна моим коллегам - преподавателям и сотрудникам кафедры социальной психологии факультета психологии МГУ, трудами которых создавалась сама кафедра и переживал свое становление курс социальной психологии: их замечания и комментарии, сделанные при использовании учебника, оказали мне неоценимую помощь. Рекомендуемая литература приведена в настоящем издании так, что непосредственно цитируемые монографии и статьи из сборников даны после каждой главы (в этом случае указаны авторы как монографий, так и отдельных статей с последующим наименованием сборника, где они опубликованы); в конце учебника прилагается общий список литературы, где названы лишь монографические работы и коллективные сборники с полными выходными данными (в последнем случае уже без названия отдельных статей и упоминания имен их авторов). Этот полный список работ можно считать общей рекомендацией к дополнительному чтению при изучении курса социальной психологии.

Тема ее докторской диссертации: “Методологические проблемы эмпирического социального исследования” (1966). Область ее научных интересов переместилась в последующие годы от философии и социологии к проблемам социальной перцепции, когнитивной социальной психологии. Ею была предложена теоретическая схема системного исследования этой области (К построению теоретической схемы исследования перцепции // Вопр. психологии, 1977, № 2). На кафедре социальной психологии под руководством Андреевой Г.М. проводились многочисленные исследования по этой проблематике, что отражено в ряде коллективных монографий (1978; 1981; 1984), в которых она выступала в качестве редактора и автора.
Ее концепция - исследования социально-перцептивных процессов в реальных социальных группах - послужила основой для многих кандидатских диссертаций. С отдельными результатами исследований, в частности, по проблемам социальной атрибуции Андреева Г.М. неоднократно выступала на научных конгрессах и конференциях; в 1975 г. она избрана членом Европейской Ассоциации Экспериментальной Социальной Психологии. В 90-е годы результаты многолетних исследований обобщены в разработанном ею спецкурсе “Психология социального познания”, на основе которого написано учебное пособие (Андреева, 1997). Ею подготовлено 48 кандидатов наук и 9 докторов наук.

Родилась 13 июня 1924 в Казани, ведущий специалист в области социальной психологии, окончила философский факультет МГУ им. М. В. Ломоносова (1950), преподает в МГУ с 1953 г., доктор философских наук (1966), профессор (1968), академик Российской Академии Образования (с 1993). Является основательницей кафедры методики конкретных социальных исследований на философском факультете МГУ (1969) и кафедры социальной психологии на факультете психологии МГУ (1972). Заведующая кафедрой (1972–1989), профессор кафедры (с 1989) социальной психологии факультета психологии.

Удостоена званий «Заслуженный деятель науки РФ» (1984), «Заслуженный профессор Московского университета» (1996), «Почетный доктор университета Хельсинки» (2000), лауреат премии им. М. В. Ломоносова за научную работу (1984), лауреат премии им. М. В. Ломоносова за педагогическую работу (2001).

Член Ученого совета МГУ (с 2001), член Российского Общества социологов (с 1968), член Общества психологов СССР (с 1972 г.). - Российского Психологического Общества (с 1994). Член Европейской ассоциации экспериментальной социальной психологии. За время работы в МГУ в разное время была членом и председателем диссертационных советов на факультете психологии и членом диссертационного совета Института социологии РАН; членом редколлегий журналов «Вестник Московского университета. Сер. 14. Психология», «Вопросы психологии», «Общественные науки за рубежом (Серия «Философия и социология»)»; председателем психологической секции экспертного совета Института «Открытое общество»; членом научного совета «Психология ядерного века» (Бостонский университет, США) (с 1972); в качестве эксперта принимала участие в работе Российского государственного научного фонда (РГНФ) и фонда «Пушкинская библиотека».

Область научных исследований: социология; социальная психология, в т.ч. методология, теория и история социальной психологии, деятельностная парадигма в социальной психологии, социальная перцепция, атрибутивные процессы, психология социального познания, когнитивная социальная психология. Занимается разработкой системы социальной психологии как науки.

В 1972 г. Г. М. Андреева создала на факультете психологии МГУ кафедру социальной психологии и до 1989 г. заведовала ею. Создание этой кафедры во многом способствовало становлению социальной психологии как научной и учебной дисциплины в вузах страны: была разработана программа курса, Андреевой был написан первый в стране университетский учебник “Социальная психология” (М., 1980), удостоенный Ломоносовской премии (1984), переведенный на девять иностранных языков и в настоящее время вышедший 5-ым изданием.

Тема докторской диссертации Андреевой: “Методологические проблемы эмпирического социального исследования” (1966). Область научных интересов Г. М. Андреевой переместилась в последующие годы от философии и социологии к проблемам социальной перцепции, когнитивной социальной психологии. Ею была предложена теоретическая схема системного исследования этой области (К построению теоретической схемы исследования перцепции // Вопр. психологии, 1977, № 2). На кафедре социальной психологии под руководством Андреевой проводились многочисленные исследования по этой проблематике, что отражено в ряде коллективных монографий (1978; 1981; 1984), в которых Андреева выступала в качестве редактора и автора. Ее концепция - исследования социально-перцептивных процессов в реальных социальных группах - послужила основой для многих кандидатских диссертаций. С отдельными результатами исследований, в частности, по проблемам социальной атрибуции Андреева неоднократно выступала на научных конгрессах и конференциях; в 1975 г. она избрана членом Европейской Ассоциации Экспериментальной Социальной Психологии. В 90-е годы результаты многолетних исследований обобщены Андреевой в разработанном ею спецкурсе “Психология социального познания”, на основе которого написано учебное пособие (Андреева, 1997). Под руководством Г. М. Андреевой подготовлено 48 кандидатов и 11 докторов наук.

Всего Г. М. Андреевой опубликовано более 200 научных работ (включая 12 монографий и учебников, индивидуальных, а также в соавторстве или под ее редакцией), в том числе многие - в зарубежных изданиях, частично по материалам международных совместных исследований (Финляндия, Германия, Чехия).

Галина Михайловна награждена орденами Красной Звезды, Отечественной войны 2-й степени, Дружбы народов, медалями «За боевые заслуги», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» и 12 памятными медалями.

"Город"

Это был огромный город, в котором жили они: чиновник коммерческого банка Петров и тот, другой, без имени и фамилии.

Встречались они раз в год - на Пасху, когда оба делали визит в один и тот же дом господ Василевских. Петров делал визиты и на Рождество, но, вероятно, тот, другой, с которым он встречался, приезжал на Рождество не в те часы, и они не видели друг друга. Первые два-три раза Петров не замечал его среди других гостей, но на четвертый год лицо его показалось ему уже знакомым, и они поздоровались с улыбкой,- а на пятый год Петров предложил ему чокнуться.

За ваше здоровье!- сказал он приветливо и протянул рюмку.

За ваше здоровье!- ответил, улыбаясь, тот и протянул свою рюмку.

Но имени его Петров не подумал узнать, а когда вышел на улицу, то совсем забыл о его существовании и весь год не вспоминал о нем. Каждый день он ходил в банк, где служил уже десять лет, зимой изредка бывал в театре, а летом ездил к знакомым на дачу, и два раза был болен инфлуэнцой - второй раз перед самой Пасхой. И, уже всходя по лестнице к Василевским, во фраке и с складным цилиндром под мышкой, он вспомнил, что увидит там того, другого, и очень удивился, что совсем не может представить себе его лица и фигуры.

Сам Петров был низенького роста, немного сутулый, так что многие принимали его за горбатого, и глаза у него были большие и черные, с желтоватыми белками. В остальном он не отличался от всех других, которые два раза в год бывали с визитом у господ Василевских, и когда они забывали его фамилию, то называли его просто "горбатенький".

Тот, другой, был уже там и собирался уезжать, но, увидев Петрова, улыбнулся приветливо и остался. Он тоже был во фраке и тоже с складным цилиндром, и больше ничего не успел рассмотреть Петров, так как занялся разговором, едой и чаем. Но выходили они вместе, помогали друг другу одеваться, как друзья; вежливо уступали дорогу и оба дали швейцару по полтиннику. На улице они немного остановились, и тот, другой, сказал:

Дань! Ничего не поделаешь.

Ничего не поделаешь,- ответил Петров,- дань!

И так как говорить было больше не о чем, они ласково улыбнулись, и Петров спросил:

Вам куда?

Мне налево. А вам?

Мне направо.

На извозчике Петров вспомнил, что он опять не успел ни спросить об имени, ни рассмотреть его. Он обернулся: взад и вперед двигались экипажи,-

тротуары чернели от идущего народа, и в этой сплошной движущейся массе того, другого, нельзя было найти, как нельзя найти песчинку среди других песчинок. И опять Петров забыл его и весь год не вспоминал.

Жил он много лет в одних и тех же меблированных комнатах, и там его очень не любили, так как он был угрюм и раздражителен, и тоже называли

"горбачом". Он часто сидел у себя в номере один и неизвестно, что делал, потому что ни книжку, ни письмо коридорный Федот не считал за дело. По ночам Петров иногда выходил гулять, и швейцар Иван не понимал этих прогулок, так как возвращался Петров всегда трезвый и всегда один - без женщины.

А Петров ходил гулять ночью потому, что очень боялся города, в котором жил, и больше всего боялся его днем, когда улицы полны народа.

Город был громаден и многолюден, и было в этом многолюдии и громадности что-то упорное, непобедимое и равнодушно-жестокое. Колоссальной тяжестью своих каменных раздутых домов он давил землю, на которой стоял, и улицы между домами были узкие, кривые и глубокие, как трещины в скале. И

казалось, что все они охвачены паническим страхом и от центра стараются выбежать на открытое поле, но не могут найти дороги, и путаются, и клубятся, как змеи, и перерезают друг друга, и в безнадежном отчаянии устремляются назад. Можно было по целым часам ходить по этим улицам, изломанным, задохнувшимся, замершим в страшной судороге, и все не выйти из линии толстых каменных домов. Высокие и низкие, то краснеющие холодной и жидкой кровью свежего кирпича, то окрашенные темной и светлой краской, они с непоколебимой твердостью стояли по сторонам, равнодушно встречали и провожали, теснились густой толпой и впереди и сзади, теряли физиономию и делались похожи один на другой - и идущему человеку становилось страшно:

будто он замер неподвижно на одном месте, а дома идут мимо него бесконечной и грозной вереницей.

Однажды Петров шел спокойно по улице - и вдруг почувствовал, какая толща каменных домов отделяет его от широкого, свободного поля, где легко дышит под солнцем свободная земля и далеко окрест видит человеческий глаз.

И ему почудилось, что он задыхается и слепнет, и захотелось бежать, чтобы вырваться из каменных объятий,- и было страшно подумать, что, как бы скоро он ни бежал, его будут провожать по сторонам все дома, дома, и он успеет задохнуться, прежде чем выбежать за город. Петров спрятался в первый ресторан, какой попался ему по дороге, но и там ему долго еще казалось, что он задыхается, и он пил холодную воду и протирал платком глаза.

Но всего ужаснее было то, что во всех домах жили люди. Их было множество, и все они были незнакомые и чужие, и все они жили своей собственной, скрытой для глаз жизнью, непрерывно рождались и умирали,- и не было начала и конца этому потоку. Когда Петров шел на службу или гулять, он видел уже знакомые и приглядевшиеся дома, и все представлялось ему знакомым и простым; но стоило, хотя бы на миг, остановить внимание на каком-нибудь лице - и все резко и грозно менялось. С чувством страха и бессилия Петров вглядывался во все лица и понимал, что видит их первый раз, что вчера он видел других людей, а завтра увидит третьих, и так всегда, каждый день, каждую минуту он видит новые и незнакомые лица. Вон толстый господин, на которого глядел Петров, скрылся за углом - и никогда больше Петров не увидит его. Никогда. И если захочет найти его, то может искать всю жизнь и не найдет.

И Петров боялся огромного, равнодушного города. В этот год у Петрова опять была инфлуэнца, очень сильная, с осложнением, и очень часто являлся насморк. Кроме того, доктор нашел у него катар желудка, и когда наступила новая Пасха и Петров поехал к господам Василевским, он думал дорогой о том, что он будет там есть. И, увидев того, другого, обрадовался и сообщил ему:

А у меня, батенька, катар.

Тот, другой, с жалостью покачал головой и ответил:

Скажите пожалуйста!

И опять Петров не узнал, как его зовут, но начал считать его хорошим своим знакомым и с приятным чувством вспоминал о нем. "Тот",- называл он его, но когда хотел вспомнить его лицо, то ему представлялись только фрак, белый жилет и улыбка, и так как лицо совсем не вспоминалось, то выходило, будто улыбаются фрак и жилет. Летом Петров очень часто ездил на одну дачу, носил красный галстук, фабрил усики и говорил Федоту, что с осени переедет на другую квартиру, а потом перестал ездить на дачу и на целый месяц запил.

Пил он нелепо, со слезами и скандалами: раз выбил у себя в номере стекло, а другой раз напугал какую-то даму - вошел к ней вечером в номер, стал на колени и предложил быть его женой. Незнакомая дама была проститутка и сперва внимательно слушала его и даже смеялась, но, когда он заговорил о своем одиночестве и заплакал, приняла его за сумасшедшего и начала визжать от страха. Петрова вывели; он упирался, дергал Федота за волосы и кричал:

Все мы люди! Все братья!

Его уже решили выселить, но он перестал пить, и снова по ночам швейцар ругался, отворяя и затворяя за ним дверь. К Новому году Петрову прибавили жалованья: 100 рублей в год, и он переселился в соседний номер, который был на пять рублей дороже и выходил окнами во двор. Петров думал, что здесь он не будет слышать грохота уличной езды и может хоть забывать о том, какое множество незнакомых и чужих людей окружает его и живет возле своей особенной жизнью.

И зимой было в номере тихо, но, когда наступила весна и с улиц скололи снег, опять начался грохот езды, и двойные стены не спасали от него. Днем, пока Петров был чем-нибудь занят, сам двигался и шумел, он не замечал грохота, хотя тот не прекращался ни на минуту; но приходила ночь, в доме все успокаивалось, и грохочущая улица властно врывалась в темную комнату и отнимала у нее покой и уединенность. Слышны были дребезжанье и разбитый стук отдельных экипажей; негромкий и жидкий стук зарождался где-то далеко, разрастался все ярче и громче и постепенно затихал, а на смену ему являлся новый, и так без перерыва. Иногда четко и в такт стучали одни подковы лошадей и не слышно было колес - это проезжала коляска на резиновых шинах, и часто стук отдельных экипажей сливался в мощный и страшный грохот, от которого начинали подергиваться слабой дрожью каменные стены и звякали склянки в шкапу. И все это были люди. Они сидели в пролетках и экипажах, ехали неизвестно откуда и куда, исчезали в неведомой глубине огромного города, и на смену им являлись новые, другие люди, и не было конца этому непрерывному и страшному в своей непрерывности движению. И каждый проехавший человек был отдельный мир, со своими законами и целями, со своей особенной радостью и горем,- и каждый был как призрак, который являлся на миг и, неразгаданный, неузнанный, исчезал. И чем больше было людей, которые не знали друг друга, тем ужаснее становилось одиночество каждого. И в эти черные, грохочущие ночи Петрову часто хотелось закричать от страха, забиться куда-нибудь в глубокий подвал и быть там совсем одному. Тогда можно думать только о тех, кого знаешь, и не чувствовать себя таким беспредельно одиноким среди множества чужих людей.

На Пасху того, другого, у Василевских не было, и Петров заметил это только к концу визита, когда начал прощаться и не встретил знакомой улыбки.

И сердцу его стало беспокойно, и ему вдруг до боли захотелось увидеть того, другого, и что-то сказать ему о своем одиночестве и о своих ночах. Но он помнил очень мало о человеке, которого искал: только то, что он средних лет, кажется, блондин и всегда одет во фрак, и по этим признакам господа

Василевские не могли догадаться, о ком идет речь.

У нас на праздники бывает так много народу, что мы не всех знаем по фамилиям,- сказала Василевская.- Впрочем... не Семенов ли это?

И она по пальцам перечислила несколько фамилий: Смирнов, Антонов,

Никифоров; потом без фамилий: лысый, который служит где-то, кажется, в почтамте; белокуренький; совсем седой. И все они были не тем, про которого спрашивал Петров, но могли быть и тем. Так его и не нашли.

В этот год в жизни Петрова ничего не произошло, и только глаза стали портиться, так что пришлось носить очки. По ночам, если была хорошая погода, он ходил гулять и выбирал для прогулки тихие и пустынные переулки.

Но и там встречались люди, которых он раньше не видал, а потом никогда не увидит, а по бокам глухой стеной высились дома, и внутри их все было полно незнакомыми, чужими людьми, которые спали, разговаривали, ссорились;

кто-нибудь умирал за этими стенами, а рядом с ним новый человек рождался на свет, чтобы затеряться на время в его движущейся бесконечности, а потом навсегда умереть. Чтобы утешить себя, Петров перечислял всех своих знакомых, и их близкие, изученные лица были как стена, которая отделяет его от бесконечности. Он старался припомнить всех: знакомых швейцаров, лавочников и извозчиков, даже случайно запомнившихся прохожих, и вначале ему казалось, что он знает очень много людей, но когда начал считать, то выходило ужасно мало: за всю жизнь он узнал всего двести пятьдесят человек, включая сюда и того, другого. И это было все, что было близкого и знакомого ему в мире. Быть может, существовали еще люди, которых он знал, но он их забыл, и это было все равно, как будто их нет совсем.

Тот, другой, очень обрадовался, когда увидел на Пасху Петрова. На нем был новый фрак и новые сапоги со скрипом, и он сказал, пожимая Петрову руку:

А я, знаете, чуть не умер. Схватил воспаление легких, и теперь тут,- он постучал себя о бок,- в верхушке не совсем, кажется, ладно.

Да что вы?- искренно огорчился Петров.

Они разговорились о разных болезнях, и каждый говорил о своих, и когда расставались, то долго пожимали руки, но об имени спросить забыли. А на следующую Пасху Петров не явился к Василевским, и тот, другой, очень беспокоился и расспрашивал г-жу Василевскую, кто такой горбатенький, который бывает у них.

Как же, знаю,- сказала она.- Его фамилия Петров.

А зовут как?

Госпожа Василевская хотела сказать, как зовут, но оказалось, что не знала, и очень удивилась этому. Не знала она и того, где Петров служит: не то в почтамте, не то в какой-то банкирской конторе.

Потом не явился тот, другой, а потом пришли оба, но в разные часы, и не встретились. А потом они перестали являться совсем, и господа

Василевские никогда больше не видели их, но не думали об этом, так как у них бывает много народа и они не могут всех запомнить.

Огромный город стал еще больше, и там, где широко расстилалось поле, неудержимо протягиваются новые улицы, и по бокам их толстые, распертые каменные дома грузно давят землю, на которой стоят. И к семи бывшим в городе кладбищам прибавилось новое, восьмое. На нем совсем нет зелени, и пока на нем хоронят только бедняков.

И когда наступает длинная осенняя ночь, на кладбище становится тихо, и только далекими отголосками проносится грохот уличной езды, которая не прекращается ни днем ни ночью.

См. также Андреев Леонид - Проза (рассказы, поэмы, романы...) :

Гостинец
I - Так ты приходи! - в третий раз попросил Сениста, и в третий раз Са...

Губернатор
I Уже пятнадцать дней прошло со времени события, а он все думал о нем...