Книга посвящена Чарльзу Сиднею Гиббсу, который в течение десяти лет был учителем английского языка у детей Императора Николая II и наставником Цесаревича Алексея.
В книгу вошли дневники Гиббса, которые раньше нигде не публиковались, письма его родной тете Кейт, где он описывает интересные подробности жизни Царской Семьи в ссылке, воспоминания Гиббса о Царской Семье, написанные им в июле 1949 года в Оксфорде. Также в издание включены две книги английских авторов Джона Тревина и Франсис Уэлч, рассказывающие о Сиднее Гиббсе. Они были опубликованы в Лондоне в 1975 и 2002 годах.
Интересно, куда заводит жизнь, если смотреть от точки рождения человека до последней точки земного бытия. Точно, что родители Чарльза Сиднея Гиббса, радуясь его появлению на свет 19 января 1876 года в английском Ротэрхеме, не предполагали, что закончит свои дни православным священником и монахом, архимандритом Николаем, а жизнь его окажется связанной с жизнью семьи Николая II, члены которой будут прославлены Русской Православной Церковью в лике святых…
В 1901 году Чарльз Сидней Гиббс переехал в Россию, а в 1908 году – был приглашен преподавателем английского языка к царским детям. «Великие княжны были очень красивыми, веселыми девочками, простыми в своих вкусах и приятными в общении. Они были довольно умны и быстры в понимании, когда могли сосредоточиться. Однако у каждой был свой особенный характер и свои дарования», – позднее будет вспоминать он.
Спустя какое-то время он так же стал «наставником» наследника Алексея Николаевича вторым с Пьером Жильяром.
Как отметила Татьяна Курепина, одна из переводчиц книги, от человека, хорошо знавшего Царскую Семью, по каким-то бытовым ежедневным моментам можно и представить себе жизнь Семьи. Именно вот такие моменты, казавшиеся в свое время может быть и незначительными, спустя годы становятся историческим документом.
«Урок длился 15 минут. Он (цесаревич ) постоянно делал плетки, и я помогал ему. Он немного говорил по-английски и под конец урока, наконец-то, сосредоточился, был не так застенчив. У него милое маленькое лицо и очень обаятельная улыбка» (Из книги «Наставник. Учитель цесаревича Алексея Романова»).
За десять лет, что Гиббс находился рядом с Царской Семьей, он стал предан всем ее членам. Он был рядом с ними и после 1917 года, добровольно отправился за ними в Тобольск.
У читателей появляется возможность увидеть Царскую Семью глазами человека, хорошо знавшего ее членов.
«Свидетельства об Императрице, даже краткие, будут не полными без упоминания о Ее благочестии и набожности. Эти качества были присущи ей с детства, и переход в Православную Церковь послужил усилению всех Ее религиозных инстинктов. (…) Она всегда стремилась к простой жизни и всем сердцем стала православной. Догматы Православия стали ведущими в ее жизни. Будучи преданной православию, Императрица, до самой своей смерти, скрупулезно соблюдала посты и праздники Святой Церкви. Перед всеми важными событиями Она и Ее муж исповедовались и причащались. (…) В то же время я должен добавить, что Она вела себя без всякого фанатизма и с величайшей умеренностью» (Из книги «Наставник. Учитель цесаревича Алексея Романова»).
Читаешь книгу, вглядываешься в фотографии и то, что произошло почти 100 лет назад, становится близким-близким. В издание, по словам Кирилла Протопопова, одного из его авторов-составителей, вошли фотографии из архива Гиббса, которые ранее не публиковались. Например, фотография походной кровати Цесаревича в Тобольске, или – карета, увозящая Государыню в 5 утра из Тобольска в Екатеринбург…
Именно у этой кровати больного Алексея сидел Чарльз Сидней Гиббс, когда Государыня вынуждена была оставить детей и поехать вслед за мужем. Гиббс сопровождал детей в их поездке в Екатеринбург, но потом их увезли, а сопровождающим не позволили к ним присоединиться…
И после их гибели Гиббс оставался рядом: после того, как в Екатеринбург пришли белые, помогал следователю Николаю Соколову в его расследовании гибели Царской Семьи.
«Я всегда чувствовал, что мир, в общем, никогда не принимал Императора Николая II всерьез, и я часто интересовался почему. Он был человеком, у которого не было низменных качеств. Я думаю, что в основном это можно объяснить тем фактом, что Он выглядел абсолютно неспособным внушать страх. Он знал очень хорошо, как сохранить свое достоинство. Никто даже помыслить себе не мог вольности по отношению к Императору. (…) Он не ставил себя выше других, но при этом был исполнен спокойствия, самообладания и достоинства. Главное, что Он внушал, – трепет, а не страх. Я думаю, причиной этого были его глаза. Да, я уверен, это были его глаза, настолько прекрасными они были. (…) Глаза его были настолько ясными, что, казалось, Он открывал вашему взгляду всю свою душу. Душу простую и чистую, которая совершенно не боялась вашего испытующего взгляда. Никто больше так не мог смотреть». (Из книги «Наставник. Учитель цесаревича Алексея Романова»).
Позднее, в Харбине, Гиббс принял православие, монашество и священнический сан. Татьяна Манакова, одна из авторов-составителей книги: «Меня потряс переход в православие Чарльза Сиднея Гиббса. Все-таки не такой быстрый после гибели Царской Семьи – в 1934 году. Он сознательно шел к этому шагу много лет. Как пишет сам Гиббс, его впечатлило отношение к православию Царской Семьи, конечно, его подтолкнуло и их смирение во время страданий в заключении. Но надо сказать, что интерес к богословию был у него и в студенческие годы. И отец его хотел, чтобы Гиббс стал священником англиканской церкви. Но через много лет он стал православным священником».
«Нам кажется, что события, о которых мы сейчас вспоминаем, произошли давно. Однако живы люди, которые помнят тех, кто лично знал Царскую Семью», – заметила Татьяна Манакова.
В Харбине Гиббс познакомился с мальчиком Георгием Павельевым, оставшимся без родителей, и усыновил его. Один из сыновей Георгия, тоже Чарльз Гиббс, ныне здравствует и является хранителем и правообладателем архивных материалов деда, всю свою жизнь бережно хранившего живую память о Царской Семье. Жившего этой памятью.
Рождество 1924 год. Харбин. В центре – Георгий Павельев и Чарльз Сидней Гиббс. Фото: st-tatiana.ru
Один из последних друзей отца Николая (Гиббса) Дэвид Битти спустя несколько дней после его смерти пришел к его приемному сыну Георгию. В спальне почившего он увидел икону, подаренную отцу Николаю Царской Семьей. «Георгий рассказал, что за три дня до смерти священника икона потускнела, а потом начала светиться.
«Икона действительно светилась… – вспоминает Битти с едва заметной улыбкой. – Больше я ничего не скажу».
В ту минуту Дэвид Битти думал о том, что отец Николай наконец оказался там, куда так стремился. «Отец Николай с нетерпением ожидал того часа, когда наконец снова сможет увидеть Царскую Семью. И я понял, что этот миг настал». (Из книги «Наставник. Учитель цесаревича Алексея Романова»)
С.М. Прокудин-Горский. Вид на г. Тобольск от Успенского собора с северо-западной стороны. 1912 г.
«Соединимся в молитвах»
И в год, когда пламя металось
На знамени тонком,
В том городе не улыбалась
Царица с Ребенком…
И я задыхаюсь в безсилье,
Спасти Их не властна,
Причастна беде и насилью
И злобе причастна.
Нина КОРОЛЕВА.
17 декабря 1917 г. исполнился год со дня мученической кончины Г.Е. Распутина.
«Надеюсь, – писала Царица 9 декабря А.А. Вырубовой, – что письмо 17 получишь, соединимся в молитвах. […] После годовщины по-Моему Господь умилосердится над родиной».
Снимок из французского издания «L`Illustration». 1921 г.
И далее в том же письме: «17-го все молитвы и мысли вместе, переживаем опять все. Были утром у обедни, такое утешение. […] За упокой дала записочку в нашей церкви (и чувствовала таким образом – соединяюсь со всеми, крест его [Г.Е. Распутина] был у нас и во время всенощной лежал на столе)».
Тот самый золотой крест, снятый с тела Царского Друга.
У губернаторского дома. Справа Цесаревич Алексий Николаевич, офицер охраны и Император Николай II. Слева Великие Княжны. Фото из французского издания «L`Illustration». 1921 г.
Были и другие незабываемые тобольские впечатления…
«…Мы все, – сообщала 9 января 1918 г. Государыня А.А. Вырубовой, – видели одного, который мог бы быть брат Нашего Друга. Папа [Государь] его издали заметил, высокий, без шапки, с красными валенками, как тут носят. Крестился, сделал земной поклон, бросил шапку на воздух и прыгнул от радости. […] Подумай, тот […] странник был здесь осенью, ходил со своим посохом, передал Мне просфору через других».
Георгий Павельев (приемный сын Ч. Гиббса) с сибирскими валенками (пимами), принадлежавшими Императору Николаю II. Оксфорд. 1980-е гг.
«Тот странник», учитывая «свой посох» – уж не царелюбивый ли это Василий Босой (Ткаченко), как известно, исчезнувший именно в 1918 г. вместе со своим знаменитым увенчанным крестом железным посохом-копьем?
Или речь идет о названом «брате Нашего Друга»? Возможно, после устранения лакуны в письме Государыни, сделанной при публикации адресатом, дело как-нибудь прояснится.
Губернаторский дом. Рисунок из книги С.В. Маркова «Покинутая Царская Семья» (Вена. 1928).
Особое место среди Царских подарков этого времени занимали двусторонние серебряные образки, на одной стороне которых было изображение святителя Иоанна Тобольского, на другой – иконы Божией Матери.
Лицевая и оборотная стороны шейного двустороннего образка с изображением Тобольской иконы Божией Матери и святителя Иоанна, вручавшейся в 1917-1918 гг. Их Величествами сохранившим верность Им людям.
Известно, что такие иконки получили А.А. Вырубова, С.В. Марков, З.С. Толстая и другие. Корнет Крымского Ея Императорского Величества Государыни Александры Феодоровны конного полка С.В. Марков, приезжавший к Царственным Узникам в Тобольск, получил, по его словам, «от имени Ея Величества благословение в виде иконки св. Иоанна Тобольского с одной стороны, а с другой с изображением Абалакской Божьей Матери».
Однако фотография этого медальона, помещенная в его книге между страницами 320 и 321, показывает нам образ, ничего общего не имеющей с Абалакской иконой Божией Матери, принадлежащей, как известно, к типу «Знамение». В действительности на иконе изображена Тобольская (Черниговско-Ильинская) чудотворная икона, на молитве перед которой и скончался святитель Иоанн. (В «Описи иконам, найденным при осмотре дома Ипатьева», значилось два Тобольских образа Божией Матери, принадлежавших Царственным Узникам.)
Иконы Царственных Мучеников, найденные в Ипатьевском доме. Слева образы Божией Матери «Знамение», в центре – святителя Иоанна Тобольского, справа – св. праведного Симеона Верхотурского. Фото Н. Введенского из архива генерала М.К. Дитерихса.
Один из таких шейных образков получил бывший Военный министр генерал В.А. Сухомлинов, в 1915 г. отстраненный от своей должности и арестованный, будучи несправедливо (как выяснилось потом) обвиненным в измене.
«Я знаю одного старика, – писала, Сама находясь в узах, Императрица, – который долго сидел (в тюрьме), выпустили, опять сидит, и он стал светлым, глубоко верующим и любовь к Государю и веру в Него и в Бога не терял. Если награда не здесь, то там в другом мiре, и для этого мы и живем».
Свой образок с иконой святителя Иоанна Тобольского генерал получил при необычных обстоятельствах. Приведем дошедший до нас его рассказ об этом: «Когда я сидел в Петропавловской крепости – бедный мой Государь находился в Тобольске – тоже в заточении. На одной из прогулок внутри Трубецкого бастиона, которая сопровождалась часовым, этот последний поспешно сунул мне в руку какую-то бумажку, в которой оказался небольшой металлический, круглый образок. На одной стороне его находилось изображение Богородицы с подписью: “Обр. Тобольск. Бож. М.”, а на другой – митрополит и надпись: “Св. Иоанн Митр. Тобол.” Когда я уже был заграницей, лицо, имевшее сношение с Тобольском во время нахождения там Царской Семьи, меня спросило, – получил ли я благословение Государя, которое послано было мне из Сибири?»
Губернаторский дом во время пребывания в нем Царской Семьи. На балконе видны Великие Княжны Мария и Анастасия Николаевны. Фото П. Жильяра. Собрание Музея «Наша эпоха» (Москва).
Одно время, надеясь на освобождение с помощью верных офицеров, Царица-Мученица пожелала объединить их в «Братство святого Иоанна Тобольского», созданное в августе 1917 г. и возглавлявшееся зятем Распутина, поручиком Борисом Николаевичем Соловьевым.
Этот снимок был сделан П. Жильяром с балкона дома Корнилова. Как и предыдущая, эта фотография впервые была опубликована в 1921 г. во французском издании «L`Illustration». Собрание Музея «Наша эпоха» (Москва).
«Я благодарна Богу, – писала Государыня Б.Н. Соловьеву 24 января 1918 г., – за исполнение отцовского и Моего личного желания: Вы муж Матреши. Господь да благословит ваш брак и пошлет вам обоим счастие. Я верю, что вы сбережете Матрешу и оградите от злых людей в злое время».
«Глубоко признателен, – писал на следующий день в ответном письме Б.Н. Соловьев, – за выраженные чувства и доверие. Приложу все силы исполнить Вашу волю сделать Мару счастливой».
Продолжение следует.
Г. в городе Ротерхэм (Rotherham), что в Йоркшире, Англия , в семье банковского служащего Джона Гиббса и дочери часовщика Мэри Энн Элизабет Фишер.
Был секретарём при штабе британского верховного комиссара в Сибири. В году вместе с Пьером Жильяром в Екатеринбурге помогал следователю Соколову в расследовании убийства императорской семьи. В письме к своей тете Кейт Гиббс рассказал о трогательной и печальной службе в память членов императорской семьи, которая состоялась 17 июля года, в день годовщины их гибели.
Переехал вместе с британской миссией в Омск . Соколов и генерал Дитерихс еще раз встретились с Гиббсом в Чите на Рождество, 7 января года. Они сказали, что их жизнь в опасности, потому что они владеют сведениями об убийцах. Дитерихс принес с собой маленькую коробку, покрытую темно-сиреневой кожей, которая раньше принадлежала императрице. “Я хочу, чтобы вы взяли сейчас эту коробку с собой. В ней все их останки”, - сказал он Гиббсу.
На некоторое время был направлен в Русскую православную миссию в Иерусалиме .
Он нашел три подходящих коттеджа и вложил в их покупку большую часть своих сбережений. В году в одном из этих зданий был освящен храм в честь святителя Николая Чудотворца.
Когда закончились хлопоты, связанные с ремонтом, отец Николай достал хранившуюся у него почти 30 лет удивительную коллекцию вещей, связанных с императорской семьей. Большинство этих вещей были с разрешения генерала Дитерихса взяты из дома Ипатьева в году.
На стенах храма он повесил иконы, некоторые из которых были подарены ему членами императорской семьи, а некоторые спасены им из Ипатьевского дома. В центре храма отец Николай повесил люстру в виде розовых лилий с металлическим зелеными листьями и веткой фиалок. Эта люстра раньше висела в спальне в Ипатьевском доме. В алтаре отец Николай поставил ботинки, принадлежавшие Николаю II, которые он захватил из Тобольска в Екатеринбург, полагая, что они могут понадобиться Государю, но увидеть царя ему уже было не суждено. И на каждой службе он поминал императора, императрицу, царевича и великих княжон.
В последние годы жизни отца Николая окружали друзья. Один из них - католик Питер Ласкелл, посещал англиканские, католические и православные церкви и хорошо знал православные службы. Он очень привязался к отцу Николаю и помогал ему во многом. Их дружба оказала на Ласкелла огромное влияние. Уже в 90-х годах, за две недели до своей смерти, он принял православие и был погребен в Иоанно-Предтеченском монастыре, основанным архимандритом Софронием в Эссексе .
Еще одним другом отца Николая стал Дэвид Беатти. Они познакомились в 1961 году, за два года до смерти отца Николая, на одном из праздничных мероприятий Англиканской Церкви. Беатти тогда только что вернулся из Москвы, где был переводчиком на первой ярмарке Британской торговли и промышленности. Они разговорились, и, заметив симпатию Беатти к членам императорской семьи, отец Николай целый час рассказывал ему о своей жизни с ними, превознося их мужество. Только позднее Беатти понял, что ему была оказана огромная честь, поскольку бывший наставник царевича очень редко говорил о царской семье.
Как вспоминает Беатти, за год до смерти отец Николай очень похудел и быстро терял силы. Но “его лицо было поразительным... Очень розовые щеки, яркие голубые глаза и всклокоченная белоснежная борода, доходящая до середины груди. Он был интересным и остроумным собеседником, его ум был ясен. Я был поражен его простотой и практичностью одновременно. Несмотря на его сложную судьбу и необычную внешность, он был совершенным англичанином в своем практическом подходе к вещам и в своем чувстве юмора... В нем ощущался естественный авторитет, он был человеком, которым восхищаются и с которым не спорят”.
Архимандрит Николай (Гиббс) скончался 24 марта г. Он похоронен на кладбище Хэдингтон в Оксфорде.
Использованные материалы
- Т. Горбачёва Царская семья в судьбе Чарльза Гиббса
) - архимандрит Русской православной церкви , педагог и дипломат, деятель русской православной церкви в Англии. Известен тем, что в течение ряда лет преподавал английский язык детям Николая II , в том числе наследнику престола Алексею Николаевичу .
| Чарльз Сидней Гиббс | |
|---|---|
| Charles Sydney Gibbes | |
| Дата рождения | 19 января (1876-01-19 ) |
| Место рождения | Ротерем , Англия |
| Дата смерти | 24 марта (1963-03-24 ) (87 лет) |
| Место смерти | Лондон , Великобритания |
| Гражданство | Великобритания Великобритания |
| Род деятельности | учитель , дипломат |
| Медиафайлы на Викискладе | |
Биография
Родился в городе Ротэрхем в Йоркшире, в семье банковского служащего Джона Гиббса и Мэри Энн Элизабет Фишер, дочери часовщика. Учился в Кембриджском университете (Колледж Святого Джона). Готовился к тому, чтобы стать священником, но решил не делать этого, а отправиться за границу преподавать английский язык.
В 1901 году переехал в Санкт-Петербург. Работал учителем английского языка в семействе Шидловских , затем в семье Сухановых. Преподавал в Императорском училище правоведения . В 1907 году стал вице-президентом Санкт-Петербургской гильдии учителей английского. В 1908 году был приглашен императрицей Александрой Фёдоровной работать учителем английского для великих княжон Ольги и Татьяны . Они уже в некоторой степени научились английскому от матери и английской гувернантки Маргарет Игар , но так как она была ирландкой, говорили с сильным ирландским акцентом, что и должен был исправить Гиббс. Впоследствии Гиббс учил английскому и Марию с Анастасией , а с 1911 года и цесаревича Алексея .
Во время Февральской революции был разлучён с царской семьей, которая находилась под арестом в Александровском дворце . Когда временное правительство отправило Николая II и его семью в Тобольск , последовал в ссылку за ними. После перевозки Николая II и его семьи в Екатеринбург был снова разлучён с ними. Около десяти дней жил на железнодорожной станции в вагоне, затем уехал в Тюмень .
После занятия Екатеринбурга белыми вместе с Пьером Жильяром в качестве свидетеля помогал следователю Николаю Соколову расследовать убийство царской семьи . Потом переехал в Омск , где располагалось правительство Колчака, работал секретарём в британской миссии. В 1919 году уходя от наступающей красной армии вместе с британской миссией уехал на восток. Некоторое время работал в британском посольстве в
Несмотря на множество публикаций о последних годах семьи императора Николая II , в этой области остается много белых пятен. Крайне скудно написано о людях, не покинувших царскую семью до дня ее трагической гибели. Среди них - англичанин Чарльз Сидней Гиббс, человек сложной и интересной судьбы.
Попав в Россию молодым человеком, Гиббс с годами превратился из неопытного преподавателя английского языка в доверенное лицо семьи Николая II .
Годы, проведенные вместе с императорской семьей, оказали громадное влияние на всю его жизнь и мировоззрение. Всю свою долгую жизнь он оставался верным памяти царской семьи и сумел сберечь многие реликвии, имеющие огромную ценность для российской истории. Пройдя непростой путь к православной вере, Чарльз Гиббс внес заметный вклад в распространение православия в Великобритании.
Чарльз Сидней Гиббс приехал в Россию весной 1901 года в качестве преподавателя английского языка. Со временем он становится членом, а затем и президентом Санкт-Петербургской гильдии учителей английского.
Однажды императрице Александре Федоровне сказали, что ее дочери плохо (с шотландским акцентом) говорят по-английски, и порекомендовали ей Гиббса. Осенью 1908 года он прибыл в Царское Село и был представлен своим будущим ученицам - великим княжнам Ольге и Татиане, которым было тогда 13 и 11 лет. Позже к занятиям присоединилась и девятилетняя Анастасия.
Спустя много лет Гиббс вспоминал: "Великие княжны были очень красивыми, веселыми девочками, простыми в своих вкусах и приятными в общении. Они были довольно умны и быстры в понимании, когда могли сосредоточиться. Однако у каждой был свой особенный характер и свои дарования”.
Через три года императрица попросила Гиббса стать наставником царевича в обучении его английскому языку. Алексею было тогда восемь лет. До этого он часто заходил в класс - "крошечный малыш в белых колготках и рубашке, окаймленной голубой и серебряной украинской вышивкой”. "Он обычно заходил в класс в 11 часов, осматривался и затем серьезно жал руку. Но я не знал ни слова по-русски, а он был единственным ребенком в семье, у которого не было английской няни с рождения, и он не знал ни одного английского слова. В тишине мы жали руки, и он уходил”.
Когда Гиббс начал заниматься с Алексеем, мальчик был бледным, нервозным и слабым из-за обострившейся болезни. Прошло несколько месяцев, пока была достигнута атмосфера взаимного понимания и доверия. Алексей почувствовал себя более свободно и пытался больше говорить по-английски.
Так сложилось, что в день отречения царя Гиббс покинул дворец, отправившись в город, чтобы узнать новости. Однако вернуться обратно ему удалось не сразу. Не помогло и вмешательство британского посла, который написал письмо главе Временного правительства с просьбой разрешить Гиббсу вернуться во дворец. Но положительного ответа не последовало.
Гиббс стал передавать во дворец письма, в которых аккуратно сообщал новости о положении в городе. Вернуться во дворец ему разрешили лишь 2 августа 1917 года - на следующий день после того, как его покинула императорская семья. Гиббс решил последовать за ставшими ему близкими людьми.
В начале октября ему удалось добраться до Тобольска. Он едва успел попасть на последнее судно, отправляющееся из Тюмени перед концом навигации. Также он стал последним из тех, кому удалось получить разрешение присоединиться к царской семье.
По воспоминаниям Гиббса, он был поражен, увидев, как постарела Александра Федоровна за прошедшие пять месяцев. В то же время Алексей выглядел более здоровым, чем обычно.
Все встретили Гиббса с радостью. Он привез свежие, хотя и не очень обнадеживающие новости, сообщения от друзей и родственников, новые книги, и с его приездом стало намного веселее проводить долгие зимние вечера. Гиббс продолжил занятия с тремя младшими княжнами и с Алексеем. Две тетради, в которых писали диктанты Мария и Анастасия, он затем хранил в течение всей своей жизни.
Перед Рождеством императрица попросила Гиббса написать от своего имени письмо Маргарет Джексон - ее бывшей гувернантке, к которой она была глубоко привязана и с которой переписывалась в течение многих лет, доверяя ей свои радости и печали. Теперь, с помощью этого письма, царица хотела дать английской стороне подробную информацию о ситуации в Тобольске, не раскрывая его истинного автора и адресата. В черновиках Гиббса сохранились его попытки сообщить главное, маскируясь стилем частной переписки: "Ты, должно быть, читала в газетах, что произошло много изменений.
В августе Временное правительство решило переместить резиденцию из Царского Села в Тобольск”. Затем идет описание города, помещений в доме губернатора и деталей повседневной жизни, а дальше: "Ты не писала сто лет, или, может, письма не доходили. Попытайся снова написать, и, может, следующее достигнет адресата. Напиши новости про всех: как они, что делают. Я слышал, что Дэвид вернулся из Франции, как его мать и отец? И кузены, они тоже на фронте?”. Дэвид - это принц Уэльсский, и Александра Федоровна была уверена, что его имя подскажет Маргарет, что нужно передать это письмо королеве.
Но ответ так и не пришел. Позднее Гиббсу удалось разузнать, что письмо, высланное из Тобольска дипломатической почтой, дошло до Петрограда, но там его след терялся. Нет такого письма и в английских Королевских архивах, хотя другие упоминания о Гиббсе там имеются.
В своих воспоминаниях Гиббс пишет о том дне, когда император и императрица узнали, что их увозят из Тобольска. Хотя им не было сказано, куда они едут, все думали, что в Москву. "Говорили мало... Это было торжественное и трагичное расставание”. На рассвете вся прислуга собралась на застекленной веранде. "Николай пожал каждому руку и каждому что-то сказал, и мы все поцеловали руку Императрицы”.
В Екатеринбург Гиббс, Пьер Жильяр (учитель французского языка), баронесса Буксгевден, мадемуазель Шнейдер и графиня Гендрикова ехали в вагоне четвертого класса, который мало чем отличался от отапливаемого товарного вагона.
Поезд остановился, не доехав до станции. Гиббс выглянул из окна: на насыпи в ожидании пассажиров стояло несколько дрожек. Он и Жильяр видели, как княжны, увязая в грязи, пытались забраться на скользкую насыпь. Татиана несла тяжелые чемоданы в одной руке, в другой держа свою маленькую собачку.
Матрос Нагорный подошел помочь, но его грубо оттолкнула охрана. Дрожки уехали, а поезд прибыл на станцию. Генерал Татищев, графиня Гендрикова и мадемуазель Шнейдер были уведены охраной, и больше их никто не видел.
В пять вечера оставшимся сказали, что они могут идти, куда пожелают, однако им не разрешено быть с императорской семьей. В конце концов их решили отправить обратно в Тобольск, но наступление Белой армии помешало этим планам, и их оставили в Екатеринбурге. Они провели в вагоне около десяти дней. Каждый день они шли в город, обычно по одному или по двое, чтобы не привлекать внимания, и проходили мимо Ипатьевского дома, надеясь хоть мельком увидеть кого-нибудь из царской семьи. Однажды Гиббс увидел женскую руку, открывающую окно, и подумал, что это, быть может, Анна Демидова. В другой день Гиббс и Жильяр, проходя около дома, увидели матроса Нагорного, которого вели солдаты со штыками. Он тоже их заметил, но сделал вид, что не узнал. Через четыре дня он был расстрелян.
Гиббс и Жильяр были вынуждены уехать в Тюмень, откуда регулярно звонили в британское консульство, пытаясь узнать что-то новое о ситуации заключенной семьи и о быстро наступающей Белой армии, на которую возлагались большие надежды.
26 июля белые взяли Екатеринбург. Едва узнав об этом, Гиббс с Жильяром поехали туда из Тюмени. В доме Ипатьева они увидели ужасное разорение. Все говорило о происшедшем здесь убийстве. Но что тогда означало официальное заявление Советского правительства о том, что императрица и наследник находятся в безопасном месте? А что с дочерями и слугами, о которых не было упомянуто? Жильяр был склонен на что-то надеяться, Гиббс был более скептичен.
В сентябре он поселяется в Екатеринбурге, где дает частные уроки. Так как его знали в британском консульстве, он был представлен Чарльзу Элиоту, британскому верховному комиссару в Сибири.
Гиббс следил за расследованием дела об убийстве царской семьи, и его всегда приглашали как одного из тех людей, которые могли идентифицировать найденные предметы. Он копировал показания свидетелей, даже тех, кто передавал только слухи или второстепенные сведения.
В это время британский верховный комиссар предложил ему пост секретаря в своем штабе. Гиббс сразу согласился на это предложение - он уже очень устал и соскучился по своим соотечественникам.
Передвижной штаб британцев находился в Омске и располагался в большом железнодорожном вагоне, приспособленном для жилья и работы. Прибыв в Омск, Гиббс узнал, что штаб отправляется во Владивосток.
27 февраля, уже во Владивостоке, Гиббс встретился с генералом Михаилом Дитерихсом, с которым он работал во время первого расследования в Екатеринбурге. Дитерихс рассказал ему, что привез с собой все материалы и собранные им вещи. Он намеревался переслать их в Англию. В тот же вечер они встретились с капитаном судна, на котором предполагалось отправить этот ценный груз. Предметы, среди которых были и довольно громоздкие, - например, инвалидное кресло императрицы, были описаны.
Летом 1919 года Гиббс помогал следователю Соколову в его расследовании убийства императорской семьи. Он вновь посещает Ипатьевский дом, шахты, где искали тела царственных страстотерпцев. В письме к своей тете Кейт Гиббс говорит о трогательной и печальной службе в память членов императорской семьи, которая состоялась 17 июля 1919 года, в день годовщины их гибели.
Гиббсу уже очень хотелось вернуться в Англию. Однако будущее его было неясно и тревожно. Временами он, должно быть, чувствовал себя как секретный агент, поскольку Дитерихс и Соколов доверили ему информацию, которую они оба считали опасной, и материальные доказательства, которые, как они полагали, представляли угрозу.
Соколов и Дитерихс еще раз встретились с Гиббсом в Чите на Рождество, 7 января 1920 года. Они сказали, что их жизнь в опасности, потому что они владеют сведениями об убийцах. Дитерихс принес с собой маленькую коробку, покрытую темно-сиреневой кожей, которая раньше принадлежала императрице. "Я хочу, чтобы вы взяли сейчас эту коробку с собой. В ней все их останки”, - сказал он Гиббсу.
Британская миссия отправилась в Харбин. Дитерихс вручил часть вещей главе миссии Лэмпсону, предполагая, что тот передаст их великому князю Николаю Николаевичу или генералу Деникину. Однако из Харбина Лэмпсон с частью сотрудников, среди которых был и Гиббс, был направлен в Пекин. Оттуда в феврале 1930 года Лэпсон сделал доклад в Лондон и попросил, чтобы материалы были приняты на хранение. В марте пришел отрицательный ответ. В это время Соколов и Дитерихс тоже находились в Пекине. Им удалось встретиться с французским генералом Янином и попросить у него помощи. Янин сказал, что "он считает исполнение той миссии, которую мы доверили ему, выполнением долга чести верному союзнику”. По некоторым сведениям, переданная генералу коробка до сих пор хранится в его семье.
Вскоре после этого Британская миссия в Сибири перестала существовать, и служба Гиббса закончилась. Казалось, теперь он может свободно вернуться в Англию, но его настроение изменилось. Он помнил, как болезненно Николай II воспринял британскую реакцию на свое отречение от престола, радость британского Парламента и поздравительную телеграмму Временному правительству. Родная страна Гиббса не предоставила убежища императорской семье. И он не хотел возвращаться туда.
Семь лет Гиббс провел в Харбине. В 1924 году он начал получать письма, в которых его спрашивали, известно ли ему о спасшихся членах царской семьи. Одна лондонская юридическая фирма попросила его опознать женщину на фотографии. Гиббс послал осторожный ответ: женщина имеет некоторое сходство с великой княжной Татианой, хотя глаза - наиболее запоминающаяеся часть лица Татианы - на фотографии были затемнены, а руки женщины казались слишком большими и широкими. Друзья и родственники Романовых начали забрасывать его статьями, в которых рассказывалось о якобы спасшихся от гибели великих княжнах, и требовали это прокомментировать, однако Гиббс предпочитал молчать.
Несмотря на свой возобновившийся в то время интерес к буддизму, Гиббс часто посещал русскую церковь, а среди его друзей были священники и прихожане, которые питали к нему особенное уважение, поскольку он был связан с царской семьей. Гиббс совершил паломничество в Пекин, где побывал у рак с мощами членов императорской семьи, захороненных там после того, как генерал Дитерихс, рискуя собственной жизнью, привез их из Сибири и доверил Русской православной миссии. Гробы были помещены в крипте кладбищенского храма, принадлежавшего миссии. Еще до визита Гиббса мощи великой княжны Елизаветы и инокини Варвары были перевезены в Иерусалим для захоронения в церкви святой Марии Магдалины, где преподобномученица Елизавета желала быть похоронена.
Совершив эту паломническую поездку в Пекин, Гиббс решает вернуться в Англию. Его семья встретила его так же радостно, как если бы он воскрес из мертвых.
В сентябре 1928 года он поступает на пастырский курс в Оксфорде и начинает внимательно изучать творения святых отцов. В то время в Англии шли дебаты об упрощении церковного языка, нанесшие авторитету Церкви серьезный ущерб. Гиббс понимает, что служить в Англиканской Церкви он не будет. Продолжая числиться в таможенном ведомстве, Гиббс в октябре 1929 года вынужден был вернуться в Харбин. Однако в середине сентября 1931 года начались военные действия между китайскими националистами и японской армией, базировавшейся в Мукдене. В 1932 году Япония захватила Маньчжурию, и Гиббс остался без работы.
По некоторым сведениям, один год он провел в японском буддистском монастыре, но это не избавило его от чувства разочарованности и духовной опустошенности.
Ему все чаще вспоминалась та духовная сила, которая помогала членам царской семьи сохранить мужество и достоинство посреди всех страшных испытаний, выпавших на их долю. Гиббс вспомнил поэтическую молитву, сочиненную графиней Гендриковой. Эту молитву семья часто читала вместе:
Пошли нам, Господи, терпенье
В годину буйных мрачных дней
Сносить народное гоненье
И пытки наших палачей.
Дай крепость нам, о Боже правый,
Злодейство ближнего прощать
И крест тяжелый и кровавый
С Твоею кротостью встречать.
И в дни мятежного волненья,
Когда ограбят нас враги,
Терпеть позор и оскорбленья,
Христос Спаситель, помоги.
Владыка мира, Бог вселенной,
Благослови молитвой нас
И дай покой душе смиренной
В невыносимый страшный час.
И у преддверия могилы
Вдохни в уста твоих рабов
Нечеловеческие силы
Молиться кротко за врагов.
Гиббс был рядом с великой тайной, которую он только сейчас смог распознать. Он спешно едет в Харбин - чтобы стать православным. При крещении Гиббс принял имя Алексий - в честь царевича.
Духовным отцом Гиббса стал архиепископ Камчатский и Петропавловский Нестор. Это был миссионер, несший свет Евангелия язычникам-камчадалам. Он приехал в Харбин в 1921 году, спасаясь от красного террора. И здесь он тоже проявил свою энергию и опыт, организуя столовые для бедных, детские дома и больницы для эмигрантской общины.
Свои чувства Гиббс попытался выразить в одном из писем к сестре: это "почти как возвращение домой после долгого путешествия”.
В декабре 1935 года Гиббс принял монашество. В монашестве ему было дано имя Николай. В том же году он стал диаконом и затем священником. Все это время он обсуждал со своим наставником архиепископом Нестором возможность создания православного монастыря в Англии. Архиепископ благословил его отправиться на один год в Русскую православную миссию в Иерусалиме, чтобы получше узнать монашескую жизнь.
Иерусалимская Миссия была основана в конце XIX века для оказания помощи русским паломникам, в то время прибывавшим в Святую Землю большим потоком. После 1917 года поток паломников из России иссяк, но в Миссии оставались монахи и монахини. Здесь были захоронены останки великой княгини Елизаветы и инокини Варвары.
В 1937 году иеромонах Николай (Гиббс) возвращается в Англию. Однако основать там монашескую общину ему не удается. В 1938 году архиепископ Нестор, совершавший поездку по Европе, побывал в Лондоне. Он посвящает отца Николая в архимандриты и возлагает на него митру.
В 1941 году отца Николая приглашают в Оксфорд для организации там прихода. В этот университетский городок съехалось множество эмигрантов - переводчиков, журналистов, ученых. Службы проводились в старинном соборе, находившемся на территории одного из колледжей. После окончания войны студенты вернулись в колледж, и отец Николай начал поиски постоянного места для церкви. Он нашел три подходящих коттеджа и вложил в их покупку большую часть своих сбережений. В 1946 году в одном из этих зданий был освящен храм в честь святителя Николая Чудотворца.
Когда закончились хлопоты, связанные с ремонтом, отец Николай достал хранившуюся у него почти 30 лет удивительную коллекцию вещей, связанных с императорской семьей. Большинство этих вещей были с разрешения генерала Дитерихса взяты из дома Ипатьева в 1918 году.
На стенах храма он повесил иконы, некоторые из которых были подарены ему членами императорской семьи, а некоторые спасены им из Ипатьевского дома. В центре храма отец Николай повесил люстру в виде розовых лилий с металлическим зелеными листьями и веткой фиалок. Эта люстра раньше висела в спальне в Ипатьевском доме.
В алтаре отец Николай поставил ботинки, принадлежавшие Николаю II , которые он захватил из Тобольска в Екатеринбург, полагая, что они могут понадобиться Государю, но увидеть царя ему уже было не суждено.
И на каждой службе он поминал императора, императрицу, царевича и великих княжон.
Отец Николай надеялся основать музей, используя вещи, которые у него были, и затем привлечь других людей, хранивших память о царской семье, а также открыть в Лондоне Русский культурный центр. Но нехватка средств не позволила ему этого сделать.
Тем не менее, он переделал библиотечную комнату в миниатюрный музей. Здесь он поместил фотографии, которые он сделал в Царском Селе, Тобольске и Екатеринбурге; учебные тетради Марии и Анастасии; несколько листков меню из Тобольска с изображениями императорского креста; пенал, принадлежавший царевичу, и колокольчик, с которым он играл; медный герб с императорской яхты "Штандарт” и многие другие вещи, которые он сохранил.
В 1941 году, когда Гиббс приехал в Лондон, ему было уже 65 лет, и он нуждался в помощнике. Спустя несколько лет он так рассказывает о своем положении в письме баронессе Буксгевден: "Уже четыре года, как я пригласил сына столыпинского министра сельского хозяйства (Кривошеина) приехать ко мне со Святой горы Афон, где он провел 25 лет монахом после завершения обучения в Сорбонне... Отец Василий теперь ученый с достаточно высоким именем... На второй год его приезда я организовал все для его посвящения в священнический сан... Тогда он взял на себя все обязанности, связанные с храмом”.
В 1945 году отец Николай перешел в Московский Патриархат. И остался в болезненном одиночестве. В 1959 году Русский приходской совет принял решение переехать в основанный Николаем Зерновым Дом святого Василия и святой Макрины. Отец Василий (Кривошеин), который впоследствии стал архиепископом, также переехал. Отец Николай был глубоко обижен, считая, что это повлечет распад прихода.
Однако и в последние годы жизни отца Николая окружали друзья. За год до смерти отец Николай очень похудел и быстро терял силы. Но его лицо было поразительным... Очень розовые щеки, яркие голубые глаза и всклокоченная белоснежная борода, доходящая до середины груди. Он был интересным и остроумным собеседником, его ум был ясен. Он поражал своей простотой и практичностью одновременно. Несмотря на его сложную судьбу и необычную внешность, он был совершенным англичанином в своем практическом подходе к вещам и в своем чувстве юмора... В нем ощущался естественный авторитет, он был человеком, которым восхищаются и с которым не спорят.
Отец Николай умер 24 марта 1963 года в возрасте 87 лет и был похоронен на кладбище Хэдингтон в Оксфорде. Как рассказывали его друзья, навещавшие его в эти последние месяцы, он, несмотря на свою слабость, всегда улыбался.
После его смерти Дэвид Беатти с еще одним другом отца Николая зашли в его лондонскую квартиру, чтобы узнать, не угрожает ли архиву и вещам отца Николая опасность быть распроданными. Их заверили, что этого не случится, и пригласили в спальню отца Николая, где над кроватью висела икона - одна из тех, что когда-то были подарены ему императорской семьей. С течением лет ее краски потускнели и поблекли. Но за три дня до кончины отца Николая цвета постепенно начали обновляться и стали яркими, как прежде.
И это было словно подарком отцу Николаю от святых царственных мучеников, чтобы отблагодарить его за долгую и преданную службу, как во время их жизни, так и после их мученической кончины.