Неказистое, заброшенное одноэтажное помещение он сумел преобразить в белоснежный храм на тысячу человек. Потом выстроить из труб, подаренных нефтяниками, 35-метровую колокольню, очень похожую на кремлевскую, Ивана Великого. Затем взялся и почти достроил приют по соседству в Ново-Ильинке для пожилых людей. Всё это не только на пожертвования, но и силами прихожан и благотворителей. Помню, он говорил:
- Я убежден, что храм в поселке должны строить сами жители.
И считал: всё получается потому, что нет на крутогорцах греха разрушения прежнего храма, его здесь попросту никогда и не было.
Он продал квартиру в Омске, купил в Крутой Горке - для мамы, которую привез с Украины. Сам жил в комнатке - келье при храме. И вот крутой поворот в жизни - хиротония во епископа, новая епархия, в которую Крутая Горка не входит. Мы едем в машине из Нижней Омки часть дороги вместе: журналисты - домой, владыка - в Калачинск, в сельские храмы. И я расспрашиваю владыку, думал ли он о таком будущем.
- И во сне не снилось, - признается епископ. - Я отказывался и в Омске перед митрополитом Владимиром, и в беседе со Святейшим патриархом Кириллом. Патриарху сказал: «Я плохой солдат, потому что никогда не хотел стать генералом». А он: «Нам такие и нужны, не те, кто мечтает стать епископом». Потом был на заседании Священного Синода. И понял, что отказываться уже неудобно: я же не красна девица. Хиротония состоялась в день Петра и Павла.
Это не первая большая перемена в жизни владыки Петра. У него вообще необычная биография. Он вырос на Украине в семье офицера. Родные не придерживались атеистических взглядов, мать возила мальчика в Почаевскую лавру, хоть и не в красном углу, а в шкафу, но всегда были в доме иконы. Однако время было советское - не в семинарию поступил Петр Мансуров, а на био­логический факультет МГУ. После учебы работал в Сухумском обезьяньем питомнике, потом в Омском институте природно-очаговых инфекций, защитил диссертацию. И жена была биологом с дипломом МГУ. Венчались на Воробьевых горах, в церкви Живоначальной Троицы.
В 1979 году родился сын Григорий. А через девять лет случилось горе: глава семьи остался вдовцом с ребенком на руках. Водил сына в походы, брал с собой в экспедиции, думал, что Гриша пойдет по его стопам. Он и пошел, но не на биофак МГУ, а в Тобольскую семинарию, потому что когда сын вырос, отец уже - в сорок лет - стал священником. Учились вместе: младший Мансуров - на дневном, старший, кандидат биологических наук, - на заочном, диплом защищал по своей теме, опровергая теорию Дарвина. Сегодня сын - священник Тобольской епархии, многодетный отец.
- Калачинская и Муромцевская епархия - это двадцать два храма, а задача у нас - чтобы было еще сорок, то есть в каждом крупном селе, - делится планами владыка Петр.
Новая епархия на карте похожа на огурец неправильной формы. В нее входят районы по правому берегу Иртыша - от Черлакского до Седельниковского. За два месяца владыка ее всю исколесил, проехав пятнадцать тысяч километров. Уже складывается круг соратников. Монахиня матушка Любовь, построившая церковь в детдоме № 1, который он окормлял, уже взяла шефство над детдомом в Петропавловке Муромцевского района, приобрела дом и готовится основать монастырь с кельями для одиноких престарелых. Обещали поддержку московский благотворитель Борис Коваленко, много сделавший для малой родины. Виталий Климов теперь не только настоятель Нижнеомского храма, но и секретарь епархии. Всё сначала, крутые горки не кончаются на пути. Да и епископ Петр считает: не это беда, а беда - успокоиться, жить по привычке, ничего не хотеть, «упасть на достаток» - так и сказал. Тут и мирянам есть о чем задуматься.
У православных чем больше праздник, тем он длится дольше. Отдание праздника Богоявления - на девятый день, 27 января. Это значит, в храмах всё еще звучат слова про Иордан и Крещение в нем Спасителя мира. И владыка Петр еще не в одном приходе расскажет о празднике, в котором есть тайна духа и сердца.

Церковный календарь. 17 июня (4 июня по ст. стилю)

Продолжается апостольский пост.

И сегодня Святая Церковь совершает память:

Мчч. Фронтасия, Северина, Севериана и Силана (I в.).

Сщмч. Конкордия Римлянина, пресвитера, и сщмч. Астия, епископа Диррахийского (II в.).

Свт. Митрофана, патриарха Константинопольского (III-IV вв.).

Прп. Зосимы, епископа Вавилона Египетского (VI в.).

Прп. Мефодия, игумена Пешношского (XIV в.).

Новомучеников: сщмчч. Иоанникия, митрополита Черногорско-Приморского, и пресвитера Георгия Богича; сщмч. Петра Беляева, пресвитера.

Празднуется обретение мощей сщмч. Петра (Зверева), архиепископа Воронежского, в 1999 году.

Именинников мы поздравляем с днем ангела!

Братья и сестры, сегодня мы познакомимся с основными вехами жизни священномученика Петра (Зверева), архиепископа Воронежского. Родился святой 18 февраля 1878 года в Москве, в семье священника, и в крещении наречен был Василием.

С 1886 года он учился в московской классической гимназии. После окончания гимназии в 1895 году поступил на историко-филологический факультет Московского университета, а по окончании университета поступил в Казанскую духовную академию, где принял монашество с именем Петр и был рукоположен во иеромонаха. Академию отец Петр окончил в 1902 году со степенью кандидата богословия. В 1902 году он был назначен преподавателем Орловской духовной семинарии, а в 1903 году - первым настоятелем Князь-Владимирской церкви при Московском епархиальном доме и одновременно епархиальным миссионером.

В 1907 году отец Петр был назначен инспектором Новгородской духовной семинарии.

В 1909 году батюшка - настоятель Спасо-Преображенского монастыря в Белёве Тульской епархии, находившегося недалеко от Оптиной пустыни, которую он часто посещал. Его очень любили прихожане, поскольку он отличался ласковым и внимательным обращением с ними.

В октябре 1916 года Святейший Синод распорядился направить отца Петра для миссионерской службы в Северо-Американскую епархию. Однако поездка не состоялась, и он в 1916-1917 годах был проповедником на фронте.

6 марта 1918 года батюшка назначен настоятелем Тверского Свято-Успенского Желтикова монастыря. В том же году он был взят заложником Тверской губернской ЧК, но вскоре освобожден.

На праздник Сретения 15 февраля 1919 года отец Петр был хиротонисан Патриархом Тихоном во епископа Балахнинского, викария Нижегородской епархии. В Нижнем Новгороде епископ поселился в Печерском монастыре на берегу Волги. В мае 1921 года владыка был арестован по обвинению в разжигании религиозного фанатизма, отправлен сначала в Москву (где в заключении тяжело заболел), а затем в Петроград. 4 января 1922 года епископ Петр был освобожден благодаря заступничеству верующих.

2 января 1922 года он был назначен епископом Старицким, викарием Тверской епархии. 31 марта того же года владыка обратился к пастве с призывом жертвовать на нужды голодающих в Поволжье и распорядился передавать из храмов все ценные вещи, кроме предметов, необходимых для священнослужения. Сам же он все время служил как простой священник. 24 ноября 1922 года владыка Петр был арестован и выслан в Туркестан на два года, жил в городе Перовске. Живя в тяжелых условиях, он переболел цингой, в результате чего лишился зубов. В конце 1924 года, после освобождения, епископ прибыл в Москву и недолго управлял Московской епархией.

После ареста епископа Бутурлиновского Митрофана (Поликарпова) Патриарший Местоблюститель священномученик митрополит Петр Крутицкий 16 июля 1925 года послал в Воронеж в помощь престарелому архиепископу Воронежскому Владимиру (Шимковичу) викарного епископа Петра (Зверева). Его богослужения собирали большое число верующих, с любовью и почитанием относившихся к владыке. С января 1926 года, после кончины престарелого Воронежского митрополита Владимира (Шимковича), епископ Петр был назначен по просьбе верующих архиепископом Воронежским и Задонским.

Владыка был прекрасным оратором и проповедником. Поощрял общенародное пение. Высокий авторитет владыки привел к тому, что в том же году начались массовый отход верующих от «обновленчества» и возврат приходов в лоно Патриаршей Церкви. Эта деятельность архиепископа столкнулась с резким неприятием властей - его неоднократно вызывали в милицию и ГПУ. При этом верующие создали группу из десяти-двенадцати человек для охраны владыки.

Деятельность владыки Петра вызывала неприятие и руководящего сотрудника ГПУ Тучкова, который настаивал на его удалении из Воронежа.

В ночь на 29 ноября 1926 года владыка был арестован. Обвинили его в распространении контрреволюционных слухов, имеющих целью вызвать недоверие к советской власти и дискредитировать ее, и настраивании верующих против власти. Вину священномученик не признал, и 22 марта 1927 года он был приговорен к десяти годам лишения свободы «за контрреволюционную деятельность против советской власти». Владыка был отправлен для отбытия наказания в Соловецкий лагерь особого назначения, где исполнял обязанности счетовода на продовольственном складе. У него была возможность служить в уцелевшей церкви Онуфрия Великого. После отправки из Соловков священномученика архиепископа Илариона (Троицкого) владыка Петр был избран ссыльными архиереями главой соловецкого православного духовенства и возглавлял тайные богослужения.

Затем владыка был отправлен в штрафной изолятор на Заяцких островах.

В этот период владыка написал Акафист преподобному Герману Соловецкому.

Архиепископ заболел тифом и в январе 1929 года был помещен в тифозный барак, который открыли в Голгофо-Распятском скиту на острове Анзер. Там же, проболев две недели, владыка скончался. А перед смертью священномученик написал на стене карандашом: «Жить я больше не хочу, меня Господь к Себе призывает». Вопреки запрещениям начальства его облачили в мантию и клобук, надели омофор, вложили в руки крест, четки, Евангелие и совершили отпевание. На могиле был поставлен крест.

Мощи святителя исповедника были обретены во время раскопок 17 июня 1999 года и положены в Соловецком монастыре, именно это событие мы вспоминаем сегодня. А 9 августа 2009 года мощи священномученика Петра (Зверева), за исключением честнóй главы, были доставлены в Алексиево-Акатов женский монастырь города Воронежа.

Святый священномучениче Петре, моли Бога о нас!

Диакон Михаил Кудрявцев

Будущий священномученик Петр (Зверев Василий Константинович), архиепископ Воронежский, родился 02.18.1878 года в семье протоиерея, служившего в селе Вешняки (под Москвой), который служил сначала в с.Вешняки под Москвойю Позднее его отец был назначен настоятелем храма Александра Невского при доме московского губернатора, служл в Сергиевском храме при Чудовом монастыре в Москве. Был духовником Великой Княгини Елизаветы Федоровны. У священномученика Петра была сестра Варвара и двое братьев: Арсений, ставший чиновником и Кассиан, ставший офицером и погибший на фронте в 1914 г.

Священномученик Петр (Зверев). Архиепископ Воронежский на Соловках

Детские годы

В детстве Василий был драчуном. Архиепископ Петр рассказывал позднее: "В детстве я был очень толстый и пухлый, и взрослые любили меня тискать, а я этого очень не любил. И вот вижу сон. Сидит за столом Спаситель в синей и красной одежде и держит меня на руках. А под столом - страшная собака. Спаситель берет мою руку и протягивает под стол собаке со словами: "Ешь ее, она дерется!". Я проснулся и с тех пор уже никогда не дрался, а во всем старался себя сдерживать, не сердиться и не делать ничего дурного"

Образование. Рукоположение. Cлужение.

Образование

Московская классическая гимназия (1895), два курса Московского университета (историко-филологический факультет, 1895-97), Казанская Духовная Академия (1899-1902). Кандидат богословия. Диссертация написана на тему "Экзегетический анализ первых двух глав послания апостола Павла к Евреям".

Рукоположение

Монах Петр (1900), иеромонах (1902), архимандрит (1910 год, Тульская губ., г.Белев, Спасо-Преображенский монастырь, Крестовая церковь. Рукоположил епископ Парфений (Левицкий). Епископ (1919, Москва, рукоположил Святейший Патриарх Тихон, хиротонисан на праздник Сретения). Архиепископ (1926, рукоположил митрополит Сергий (Страгородский), тем самым утвердил всенародное избрание).

Cв. Петр завел преподавание Закона Божия детям. Он сам учил их, и ребята так привязались к владыке, что зачастую собирались толпою и ждали его. Владыка часто рассказывал им о своей жизни. Истовое служение, искренность в вере, смирение, открытость для всех привлекали к епископу Петру множество людей.

Орел, Орловская Духовная Семинария, преподаватель (1902-1903)
Москва, епархиальный дом в Каретном ряду, церковь св. равноап. кн. Владимира, епархиальный миссионер (1903-1907)
Новгород, Новгородская Духовная Семинария, инспектор (1907-1909)
Тульская губ., г. Белев, Спасо-Преображенский мужской монастырь, игумен, настоятель (1909-1910)
архимандрит, настоятель (1910-1916)
1916-1917 проповедник на фронте
Москва, церковь Владимирского Епархиального дома, настоятель (1917)
Тверь, Желтиков Успенский монастырь, настоятель (1917-1919).
Нижний Новгород, Печерский монастырь, епископ Балахнинский, викарий Нижегородской епархии (1919-1920). Сразу же после хиротонии приехал в Нижний Новгород и поселился в Печерском монастыре на берегу Волги. До этого здесь жил епископ Лаврентий (Князев), расстрелянный большевиками в 1918 г.
Нижегородская губ, пос.Сормово, епископ Балахнинский, викарий Нижегородской епархии (1920-1920)
Нижегородская губ., с.Канавино, подворье Городецкого монастыря, епископ Балахнинский, викарий Нижегородской епархии (1920-1921)
Тверь, Желтиков Успенский мужской монастырь. Епископ Старицкий, викарий Тверской епархии (1922-1922)
Москва. Временно управляющий Московской епархией (1924-1925)
После кончины Святейшего Патриарха Тихона он подписал акт от 12 апреля 1925 г. о передаче высшей церковной власти митрополиту Крутицкому Петру (Полянскому). Вскоре был направлен на Воронежскую кафедру в помощь 84-летнему митрополиту Владимиру (Шимковичу).
Воронеж, Покровско-Преображенская церковь бывшего Девичьего монастыря и храм во имя Сошествия Святого Духа на апостолов. Епископ (1925-1926)
Воронеж, храм во имя Сошествия Святого Духа. Архиепископ Воронежский и Задонский (1925-1926)

Аресты и тюрьмы

1918 - Тверь, тюрьма. Заключен в тюрьму в качестве заложника, но был освобожден
1921 май - Нижегородская губерния, село Канавино. Обвинени в "разжигании религиозного фанатизма в политических целях". Арест вызвал трехдневную забастовку рабочих сормовских заводов. Власти побещали отпустить его, но обманули рабочих и отправили епископа в Москву
1921 - Москва, Лубянская тюрьма. Епископ Петр и в камере не переставал проповедовать. Пока он находился в различных местах заключения, ему не успевали посылать кресты: он дарил их обращенным им людям
1921 - Москва, Бутырская тюрьма, Таганская тюрьма. В Таганской тюрьме епископ Петр заболел от истощения, на голове у него образовались фурункулы, и его положили в больницу. В конце июля 1921 г. владыку назначили на этап в Петроград
1921-1922 - Петроград, тюрьма. Освобожден. Сразу же уехал в Москву
1922 - Тверь, Желтиков Успенский мужской монастырь. Были также арестованы протоиереи Василий Куприянов и Алексий Бенеманский, казначей Новоторжского Борисо-Глебского монастыря иеромонах (в будущем епископ) Вениамин (Троицкий), секретарь епископа Петра Александр Преображенский и Алексей Иванович Соколов. В конце ноября 1922 г. они были отправлены в Москву. Вместе с ними был отправлен епископ Новоторжский Феофил (Богоявленский)
1923 - Комиссия НКВД по административным ссылкам. Приговор: 2 года ссылки в Туркестан.

Из воспоминаний его духовной дочери : "Пробравшись на платформу, одна духовная дочь епископа первая увидела за двумя решетками владыку и глазами нам показала. Когда я увидела худое, покрытое особой тюремной бледностью лицо владыки, громко зарыдала. Владыка улыбнулся, и ко мне донеслись его слова, хотя говорил он почти шепотом из-за конвоя: "Как я рад вас видеть. Но почему Вы плачете? Меня не надо жалеть, надо за меня радоваться". В это время у него от недоедания начался авитаминоз, и вся голова была забинтована"

1923 - Узбекистан, г.Ташкент
1923-1924 - Средняя Азия, пос.Перовск (ныне г.Кызыл-Орда). В 1923 г. освободили Патриарха Тихона, и он подал властям список архиереев, без которых не мог управлять Церковью. В их число входил и епископ Петр. В конце 1924 г. он был освобожден и вернулся в Москву
1927 - Москва, внутренняя тюрьма ОГПУ на Лубянке, Бутырская тюрьма
1927-1928 - Соловецкий лагерь особого назначения
1928-1929 - Остров Анзер. Анзерская Троицкая командировка, VI отд.

Жизнь и дела святого Петра (Зверева)

Голод 1921 года

Вслед за Патриархом Тихоном, Владыка обратился к тверской пастве с посланием, в котором призывал "жертвовать из церковного достояния на святое дело все то, что не является существенно необходимым для совершения богослужения. Что же касается предметов необходимых для совершения святейшего таинства Евхаристии, в случае требований об изъятии, мы благословляем верующим выражать свои письменные протесты, входить в переговоры с представителями власти и ходатайствовать о замене священных предметов". Владыка отдал в пользу голодающих все ценные вещи храма. Некоторые его упрекали за это, но он говорил: "У нас они стоят так. Они лишние. Они не нужны. У нас, значит, они будут стоять, а там люди умирают с голода?"

Обновленческий раскол

Когда в 1922 г. начался раскол, епископ Петр немедленно запретил в служении тех священников Тверской епархии, которые присоединились к расколу, предав факт запрещения широкой огласке, чтобы предупредить мирян об опасности обновленчества. Владыка Петр написал обращение к пастве: "У этих живоцерковников-обновленцев - ничего нет религиозного; они религией лишь прикрываются, они деятели политические, хотя многие и не понимают сего. Мы политикой не должны заниматься, не наше это дело. Мы должны признавать советскую власть, подчиняться ей по христианской совести и держаться строго декрета об отделении Церкви от государства. Нужно обновление не Церкви, а нас самих. Мы не умеем, мы разучились усваивать и понимать благодатный дух церковных установлений, оттого и кажется нам многое лишним, ненужным, устарелым. Как ни прискорбно явление раздора и смуты в Церкви - мы должны благодарить Бога за него, ибо в это время отделится пшеница от плевел и каждый оглянется на себя и выявит, насколько он христианин православный. Молю Бога, чтобы Он сохранил в истинной Церкви побольше людей, хотя и по Писанию знаю, и из наблюдений над окружающими вижу, что мало останется истинно верующих".

ГПУ запретила публиковать воззвание , ввиду того, "...что обращение натравливает одну часть духовенства и верующих на другую, что возбраняется декретом об отделении Церкви от государства, который предоставляет право каждому гражданину и обществу верить, во что он хочет, и молиться кому и как хочет, в печатании данного обращения отказать, а епископа Петра привлечь к ответственности за неподчинение соввласти, за применение во время письма дореволюционной орфографии".

Из протокола допроса : "Ваш взгляд и отношение к Патриарху Тихону?" - "Признаю его главою Русской Церкви в церковных делах".
Заключение ОГПУ : "Распространение воззвания епископа Тверского Петра, направленного явно против всякого обновленческого движения в Церкви и в поддержку контрреволюционной политики Тихона"

Начальник секретного отдела ОГПУ Евгений Тучков потребовал доказательств, что епископ Петр это воззвание распространял. У близкого к епископу протоиерея о.Василия Куприянова безуспешно пытались вырвать показания для ареста епископа. Арестовать епископа и вести дело в Твери местное ОГПУ. "Епископ Петр предварительным следствием уличен в распространении не разрешенного цензурой обращения и на днях будет арестован со всей кучкой тихоновцев. Просим вашего разрешения препроводить епископа Петра с его компанией и со всем материалом сразу же после ареста к вам во избежание возбуждения фанатиков". Секретный отдел ответил согласием, и в ноябре владыку арестовали.

Заключение в Соловецкий лагерь

Особое Совещание при Коллегии ОГПУ 26 марта 1927 года по статье ст.58 приговорило Владыку к 10 годам концлагерей. "Дело архиепископа Петра (Зверева) и др. Воронеж, 1927 г."

Рассказывают, что блаженная Паша Саровская (по воспоминаниям монахини Серафимы - блаженная Прасковья Ивановна) предсказала владыке - он будет заключен в тюрьму трижды. Незадолго до последнего ареста дивеевская блаженная Мария прислала к нему сказать: "Пусть владыка сидит тихо". Этап на Соловки отправляли с Ярославского вокзала, и власти разрешили духовным детям проводить архиепископа. Владыка, увидев их, крикнул: "Есть ли тут дивеевские?" Среди провожавших были две дивеевских сестры. - "Передайте от меня поклон блаженной Марии Ивановне", - попросил он.

Прибыл на Соловки поздней весной 1927 г. В лагере владыка работал сначала сторожем, затем счетоводом на продуктовом складе, где трудилось одно духовенство. Жил он в маленькой комнате, вместе с епископом Григорием (Козловым). Владыка Петр соблюдал молитвенное правило и жил по церковному уставу. Он принимал всех, кто желал его видеть и с ним беседовать.

Соловецкий монастырь был разогнан, но 60 монахов остались в лагере вольнонаемными. Им оставили кладбищенскую церковь во имя преподобного Онуфрия , которая находилась за пределами монастырских стен. До 1928 г. священнослужителям из заключенных чекисты разрешали посещать ее. Службы совершались ежедневно - всенощная и литургия. Архиепископ Петр старался бывать на всех службах. 06 января 1928 г. скончался находившийся в заключении на Соловках архимандрит Иннокентий (Беда) . Архиепископ торжественно отпел своего келейника в Онуфриевской церкви при участии 30 священнослужителей и толпы сочувствующих из заключенных.

После отъезда с Соловков архиепископа Илариона (Троицкого) ссыльный епископат в знак особого уважения избрал архиепископа Петра архипастырем, главой Соловецкого православного духовенства. Монахиня Серафима рассказывает: "В Соловках владыка особенно подружился с архиепископом Иларионом (Троицким). Он даже завещал ему свою перламутровую панагию с Тайной Вечерей, но владыка Иларион скончался раньше его в Ленинградской тюрьме, при пересылке в Ташкент. Помню, рассказывали, что в Соловках поминали старшего архиерея “Соловецким”. Старшим был Иларион, а как только его посадили на пароход (на отправку в этап), в церкви за службой запели: “...Высокопреосвященного Петра, архиепископа Соловецкого”.

Нравственная высота архиепископа была такова, что и в роли дворника с метлой, он внушал благоговейное уважение. Чекисты при встрече не только уступали ему дорогу, но и приветствовали его, на что он отвечал, поднимая руку и осеняя их крестным знамением. Начальники, завидев его, отворачивались - достойное спокойствие архипастыря принижало их, вызывало раздражение и досаду - архиепископ брел мимо них, опираясь на посох и не склоняя головы.

В октябре 1928 г. владыка Петр был отправлен на остров Анзер , в VI отделение лагеря за то, что крестил в Святом озере заключенную эстонку. В анзерской Троицкой командировке архиепископ работал счетоводом. Из его письма: "Слава Богу за все... Не так живи, как хочется, а как Бог велит. Писем ни от кого давно не получаю, наверное вследствие закрытия навигации. Наверное, и от меня стали реже приходить, хотя могут быть и другие не зависящие от нас причины... У нас, по-видимому, настала настоящая зима, с ветрами и метелями, так что ветер едва не валит с ног... Живу в уединенном и пустынном месте на берегу глубокого морского залива, никого не вижу, кроме живущих вместе, и могу воображать себя пустынножителем ".

На Анзере владыка составил акафист преподобному Герману Соловецкому . Открытки с частями текста он посылал своим духовным чадам, и впоследствии они смогли собрать и восстановить весь текст.

Смерть священномученика

07 февраля 1929 года Петр умер от тифа в заключении в Соловецком лагере особого назначения на о. Анзер в бывшем Голгофо-Распятском скиту. Похоронен на о.Анзер, у подножия горы Голгофы.

Священномученик Петр (Зверев Василий Константинович), архиепископ Воронежский

Анзер. Храм Воскресения Господня. Крест на могиле архиепископа Петра (внизу справа); архимандрит Петр - настоятель Белевского Спасо-Преображенского монастыря (в центре справа и внизу слева);

Осенью 1928 г. на Анзере началась эпидемия тифа . Умерло около 500 человек – половина из сидевших в заключении. В начале 1929 г. архиепископ Петр заболел и его увезли на Голгофу в так называемый "госпиталь". Архиепископа Петра положили в палату, которая размещалась у алтаря церкви Распятия Господня. "Лечебное заведение" где, по точному выражению Александра Солженицына "лечат смертью", размещалось в бывшем Голгофо-Распятском скиту, в помещении храма в честь Распятия Господня, на горе Голгофе.

Очевидцы свидетельствуют : "Картина, которую я застал по приезде своем на Голгофу был ужасна, название Голгофы вполне оправдалось. В тесных помещениях, битком набитых людьми, стоял такой спертый дух, что само пребывание в нем более продолжительное время казалось смертельным. Большая часть людей, несмотря на мороз, была совершенно раздета, голые в полном смысле слова, на остальных - жалкие лохмотья. Истощенные лица, скелеты, обтянутые кожей, голыми выбегали шатаясь, из часовни (церкви Воскресения Христова) к проруби, чтобы зачерпнуть воды в банку из-под консервов. Были случаи, когда, наклонившись, они умирали".

По предсказанию Матери Божией, явившейся 18 июня 1712 г. анзерскому преподобному Иову : "На этом месте пусть будет сооружен скит во имя страданий Моего Сына. Пусть живут 12 иноков и будут все время поститься, кроме субботы и воскресенья. Придет время, верующие на этой горе будут падать от страданий, как мухи". Предсказание Матери Божией сбылось.

Рядом с Владыкой лежал ветеринар, его духовный сын. 7 февраля в 4 часа утра он услыхал шум от влетевшей стаи птиц. Открыв глаза он увидел великомученицу Варвару со многими девами, среди которых узнал святых мучениц Анисию и Ирину. Великомученица Варвара подошла к постели владыки и причастила его Святых Христовых Тайн. В тот же день в 7 часов вечера он скончался. Перед смертью несколько раз написал на стене карандашом: "Жить я больше не хочу, меня Господь к Себе призывает".

Погребение

Из Соловецкого кремля еще во время болезни владыки прислали мантию и малый омофор. В одной из мастерских заказали гроб и крест. Разрешение на участие в похоронах получили 3 священника и двое мирян, но совершить торжественное отпевание и похоронить архиепископа в облачении начальство не позволило. Однако вскоре стало известно, что тело владыки бросили в общую могилу, доверху заполненную умершими. Начальство приказало завалить могилу землей и снегом, но это распоряжение выполнено не было. В канцелярии хозяйственной части совершили панихиду, а затем гроб и крест отвезли на Голгофу. Общую могилу освободили от еловых веток. Владыка лежал в длинной рубахе со сложенными на груди руками, лицо было засыпано еловыми иголочками. 10 февраля его подняли на простыне из общей могилы. Несмотря на запрещение начальства, прямо на снегу покойного облачили в новую лиловую мантию, клобук, омофор, положили его в гроб, дали в руки крест, четки и Евангелие. Перед тем, как вложить ему в руку разрешительную молитву, все три священника расписались на ней. Монахиня Арсения спросила: "Почему вы расписываетесь? На молитве ведь не расписываются!" - "Если время переменится, будут обретены мощи владыки, будет известно кто его хоронил", - ответили они. Рукопись подписали: архимандрит Константин (Алмазов) из Петербурга, барнаульский отец Василий и отец Димитрий из Твери. Священники громко и торжественно совершили отпевание. На отпевание собралось около 20 человек. После прощальных слов останки опустили в могилу, выкопанную напротив алтаря Воскресенского храма и поставили крест с надписью. Один из хоронивших архиепископа священников позже рассказывал, что когда могилу зарыли, над ней засиял столп света и в нем явился владыка и всех благословил.

Сон

Сын известного московского протоиерея Константина Зверева, уважаемого самой великой княгиней Елизаветой Романовой, преподобномученицей, Вася Зверев с детства был драчуном. Однажды ночью Васе приснился сон, в котором он увидел Христа, сидящего с ним и его семьей за столом. Под столом была злая голодная собака.

Спаситель взял Васю за руку и протянул ее под стол, обращаясь к собаке: «Ешь ее, она дерется». Мальчик был настолько поражен сновидением, что с того самого дня начал сдерживать себя.

Конечно, этот рецепт не для всех мальчиков. Потому и не всем мальчикам снится такой сон. Но ведь Бог знал, что быть Васе священномучеником, и ему надо учиться драться не с обидчиками, а со своими «хотениями», учиться властвовать собой. Кто этому правильно учился, знает, сколько здесь требуется мужества.

Расширенное богословское образование

Семью протоиерея К.Зверева никак нельзя было назвать «поповской»: в их доме бывало много известных и вполне светских людей, и родители ничуть не противились, когда сын перед Академией решил получить хорошее светское образование и закончил историко-филологический факультет Московского университета. Это пригодилось: в дальнейшем Патриарх Тихон не раз советовался с ним.

Приняв в Академии монашество, иеромонах Петр становится инспектором Новгородской духовной семинарии, где приобретает репутацию «харизмата».

Харизматичный батюшка

На новом месте почему-то не всем понравился новый батюшка: активный, искренний, самобытный и ученый. Пошли доносы в Синод. Начались разбирательства. Уставший оправдываться отец Петр через два года после назначения написал прошение об увольнении.

Тогда же ему передали анонимное письмо от доносчика, в котором он просил триста рублей, чтобы прекратить «это дело». И предупредил, чтобы батюшка не обращался в полицию.

Поддерживала любовь прихожан и Бог. Отец Петр часто общался с оптинскими старцами, ездил в Дивеево и Саров. Блаженная Паша Саровская предсказала ему, чтобы легкой жизни он и не ждал, что дальше будет хуже и что он будет арестован трижды: впоследствии все исполнилось.

«Что это вы так трудитесь, владыко святый?»

С 1916 года до февральской революции архимандрит Петр был фронтовым священником. Был и в окопах на передовой, и в лазаретах среди умирающих.

После революции патриарх Тихон рукоположил отца Петра в епископы. Когда владыка Петр впервые зашел в свое новое место служения — Успенский храм монастыря, ему бросились в глаза черные от копоти церковные стены и потолок.

Епископ сам взялся за тряпку, попросив всех желающих оказать помощь, и полез по лестнице отмывать потолок.

Прихожане увидели небывалое — епископа под куполом с тряпкой в руках.

Во время Страстной седмицы епископ Петр вышел с лопатой прочищать снежные завалы. Кто-то с удивлением спросил: «Что это вы так трудитесь, владыко святый?» А епископ в простоте душевной ответил: «Да как же? Надо будет в Великую Субботу с крестным ходом идти, а кругом снег, идти негде!»

Духовных чад у владыки становилось все больше. Он мог ответить на трудный вопрос, а участие и доброта в его глазах словно снимали тяжесть с души.

Благословение ненавидящему

Начальствующий над владыкой Петром архиепископ Евдоким стал завидовать своему викарию и любви к нему людей. Владыка Петр чувствовал это и в Прощеное воскресенье 1920 года пришел к архиепископу Евдокиму просить прощения. Он со смирением поклонился в ноги владыке Евдокиму и поприветствовал словами: «Христос посреди нас!»

В ответ полагается сказать «И есть, и будет», но злоба настолько затмила сердце архиепископа, что он резко ответил: «И нет, и не будет!». Позже архиепископ Евдоким стал раскольником-обновленцем.

Большевики послушались народа

Владыка Петр часто служил в Сормове, рабочем поселке. Рабочие настолько полюбили владыку, что, когда в 1921 году власти его арестовали, они устроили трехдневную забастовку. Власти дали обещание рабочим, что освободят их епископа, но обманули и отправили его на Лубянку.

Владыку Петра обвинили в «разжигании религиозного фанатизма» и посадили в тюрьму. Духовные чада не успевали передавать ему туда кресты, так как каждый раз, когда епископ Петр кого-то втайне крестил, то снимал свой крест и одевал на новоиспеченного христианина.

Когда владыку переводили из Бутырской тюрьмы в Таганскую, то заключенные плакали, а надзиратели вышли его провожать.

Народ продолжал требовать у властей освобождения архипастыря. Их требования были так настойчивы, что власти уступили и освободили владыку, что произошло в день святой Анастасии Узорешительницы.

Избран народом епископом Воронежским

На Воронежскую кафедру епископ Петр был избран народом (обычно епископа назначает патриарх), который успел узнать его и полюбить. Правда, народ поставил условия: о неучастии в политических группировках, чтобы оградить от возможных притеснений власти. Владыка писал: «…не дерзаю отказываться и изъявляю полное согласие на занятие Воронежской кафедры…».

Митрополит Сергий (Страгородский), бывший тогда у власти, признал это избрание и подписал указ о назначении.

А воронежское священство невзлюбило нового епископа. Среди своих собратий владыка был одинок. И чем больше любил его народ, тем холоднее вели себя собратья.

Одним из объяснений такого отношения (кроме всенародного избрания епископом «в обход» других) были и требовательность владыки Петра к служению священников, и обновленческие идеи, будоражащие клир.

«И служит-то долго, и спрашивает-то строго», — говорили о нем священники. Получалось, что владыка Петр фактом своего существования, отношением к делу невольно обличал недостаточность других. Кого-то такое заставляет собраться, кого-то озлобляет.

Но нет ничего не попущенного Богом. Не зря владыка Петр еще мальчиком учился переносить обиды с терпением; выучка с детства пригодилась.

В Воронеже владыку вновь арестовали. Весть разнеслась по городу. Владыку сразу повезли в Москву, верующие бросились к поезду, но перрон был оцеплен чекистами.

Архиепископ Соловецкий

СЛОН — Соловецкий Лагерь Особого Назначения. Фото с сайта solovki.ca

В 1927 году архиепископ Петр прибыл на Соловки отбывать 10-летний срок заключения. Сначала он был сторожем, а потом счетоводом на продовольственном складе. Туда назначали одних священников, так как они не воровали.

Ссыльный епископат избрал владыку Петра главой соловецкого православного духовенства.

Владыка возглавлял тайные богослужения, а когда власти отобрали антиминс, то службы совершались на его груди.

В заключении владыка Петр писал: «Слава Богу за все, что пришлось мне за это время пережить и переживать. Нынешний раз как-то особенно грустно и скорбно я встретил и провожу праздники – ведь шестые праздники провожу вне дома, не с теми, с кем бы желалось. Но все это решительно надо терпеть. Ну, что делать. Не так живи, как хочется, а как Бог велит.

У нас, по-видимому, настала настоящая зима, с ветрами и метелями, так что ветер едва не валит с ног: Живу в уединенном и пустынном месте на берегу глубокого морского залива, никого не вижу, кроме живущих вместе, и могу воображать себя пустынножителем.»

На Голгофе

Крест с могилы епископа Петра (Зверева) в часовне на месте захоронения священномученика. Фото с сайта smv-gimnasia.ru

Стремясь уничтожить влияние владыки на заключенных, власти нашли причину и «в наказание» отправили его на остров Анзер зимой 1928 года. Там владыка потихоньку писал акафист святому Герману Соловецкому и по частям на открытках отправлял его своим духовным чадам. В итоге они смогли собрать полный текст акафиста.

В конце 1928 года владыка заболел тифом, от которого тогда умирало большинство узников Анзера.

Его поместили в тифозный изолятор, находившийся в помещении церкви Распятия Господня на Голгофе.

В одной палате с ним лежал его духовный сын, работавший ветеринарным врачом. Он видел необычное явление в день смерти владыки: великомученица Варвара в сопровождении многих святых явилась и причастила его.

Перед смертью святитель написал карандашом на стене: «Жить я больше не хочу, меня Господь к себе призывает».

Скончался владыка Петр 7 февраля 1929 года. Его духовная дочь, игумения Иулиания, писала: «Владыка умер от тифа последним, после него никто не умирал. Тиф кончился, и настало тепло».

Белый среди черных

Портрет священномученика Петра (Зверева). Память 25 января / 7 февраля н.с. Фото с сайта hramzis.ru

Заключенные добились разрешения властей совершить погребение владыки. Из Москвы прислали мантию и малый омофор. Но тело владыки Петра уже было брошено в общую яму вместе с другими умершими. Когда сняли закрывавшие яму еловые ветки, тело владыки сразу обнаружили: оно единственное было белым, не тронутым разложением посреди остальных черных тел.

Монахиня Арсения, бывшая очевидцем происходящего, говорила: «Все умершие лежали черные, а владыка лежал… в рубашечке, со сложенными на груди руками, белый как кипенный».

Мощи святителя Петра были обретены 17 июня 1999 года во время археологических раскопок на Соловках. 10 лет они были в Соловецком монастыре, а потом перенесены в Воронеж в Алексиево-Акатов монастырь (честная глава осталась на Соловках в храме святителя Филиппа).

Священномученик Петр родился 18 февраля 1878 года в Москве в семье священника и в крещении наречен был Василием. Его отец, Константин Зверев, служил сначала в храме Воскресе­ния Словущего в селе Вишняки под Москвой, а затем был на­значен настоятелем храма святого благоверного великого князя Александра Невского при доме московского губернатора. После убийства генерал-губернатора Москвы великого князя Сергея Александровича отец Константин перешел служить в Сергиев­ский храм при Чудовом монастыре в Кремле.

У отца Константина и его жены Анны было четверо детей: три сына – Арсений, Кассиан и Василий и дочь Варвара. Характеры братьев определились с детства и были весьма различны. Арсений любил писать разные бумаги – и стал чиновником. Кассиан играл в войну – и стал офицером, был убит на фронте в 1914 году. Васи­лий любил играть в церковную службу.

В раннем детстве он торопился попасть к началу богослужения в приходской храм в Вишняках, и на службу ходил всегда вместе с отцом. Звонарь, видя идущего священника, ударял три раза в ко­локол, и мальчик считал, что два раза звонят отцу, а третий – ему.

Впоследствии он иногда рассказывал о себе детям в назидание. «В детстве я был очень толстый и пухлый, и взрослые любили меня тискать, а я этого не любил и вел себя соответственно. И вот ви­жу сон. Сидит за столом Спаситель в синей и красной одежде и держит меня на руках. А под столом – страшная собака. Спаситель берет мою руку и протягивает под стол собаке со словами: “Ешь ее, она дерется”. Я проснулся, и с тех пор уже никогда не дрался, а во всем старался себя сдерживать, не сердиться и не делать ничего дурного. Вам, мальчишкам, всегда хочется попробовать курить. А у нас отец строгий был, он нам однажды сказал: “Если кто будет курить, губы оторву!” Но попробовать все-таки хотелось. Выкурил я папиросу и пошел в церковь. Было Прощеное воскресенье. Запе­ли: “Не отврати лица Твоего от отрока Твоего, яко скорблю, скоро услыши мя...” Это было самое мое любимое песнопение. Но тут у меня нестерпимо закружилась голова, и пришлось мне выйти из храма. С тех пор я уже не пробовал курить».

В 1895 году Василий окончил гимназию и поступил на историко-филологический факультет Московского университета. В 1899 году он подал прошение с просьбой зачислить его на пер­вый курс Казанской Духовной академии, и после проверочных ис­пытаний совет Казанской Духовной академии постановил при­нять его в число студентов.

19 января 1900 года ректор Казанской Духовной академии епи­скоп Антоний (Храповицкий) в академическом храме постриг Василия в монашество, нарекши ему имя Петр, в честь святителя Петра, митрополита Московского. В качестве старца восприемни­ка в Казанской академии в те годы присутствовали или иеромонах крестовой церкви Пантелеимон, или схиархимандрит Седмиозерной Богородицкой Вознесенской пустыни Гавриил (Зырянов). После пострига епископ Антоний преподал новопостриженному назидательное поучение, и тот в преднесении свечей и в сопро­вождении иночествующей братии отправился в свою келью, где епископ Антоний, вручая ему икону, сказал слово поучения на но­вую жизнь. 23 января 1900 года монах Петр был рукоположен во иеродиакона, а 15 июня того же года – во иеромонаха.

В 1902 году иеромонах Петр был удостоен степени кандидата богословия с правом преподавания в семинарии за диссертацию «Экзегетический анализ первых двух глав Послания апостола Пав­ла к Евреям». 4 сентября 1902 года он был назначен преподавателем Священного Писания в Орловскую Духовную семинарию, а 27 сентября того же года перемещен на должность московского епархиального миссионера. Основным местом его служения стал Князь-Владимирский храм при Московском епархиальном доме, основанном трудами и заботами митрополита Московского Вла­димира (Богоявленского). Сюда стекались основные духовные си­лы, здесь проповедовали лучшие проповедники Москвы, среди которых иеромонах Петр занял достойное место. Уроженец Москвы, знавший московскую паству еще по приходу отца, столкнув­шись с новыми проблемами, когда множество людей оказались не просвещенными светом православия, он ревностно взялся за дело: часто служил и за каждым богослужением проповедовал; двери его квартиры в Епархиальном доме были всегда открыты для вопро­шающих, и бывало, что последние посетители уходили от него за полночь, а утром иеромонах Петр уже торопился на богослужение.

Митрополит Владимир, видя ревностное служение молодого пастыря, рекомендовал его на вакантное место инспектора Новго­родской Духовной семинарии, куда тот и был назначен 30 июня 1906 года.

Однако враг спасения рода человеческого – диавол через злых людей восстал на подвижника, – они стали клеветать на иеромо­наха Петра. Почти каждый месяц обер-прокурор Святейшего Си­нода получал анонимные доносы. В доносах клеветники среди прочего писали, что иеромонах Петр насадитель разврата, лжемо­нах, скрывающийся под личиной святого, и они никогда не допустят продвижения его по иерархической лестнице: «с него снимем митры, собьем ее в церкви... потому что он... хотел... надеть золо­тую шапку, но этого не позволим, не допустим – мы доставим ему счастье проехаться на Соловки...»

Для того, чтобы придать своей клевете характер достовернос­ти, клеветники написали от лица некой знакомой отцу Петру жен­щины подложное письмо.

Обер-прокурор переслал анонимные доносы архиепископу Новгородскому Гурию (Охотину) с просьбой разобраться. После беседы с иеромонахом Петром архиепископ выслал свое заклю­чение по этому делу обер-прокурору Синода, а также и Москов­скому митрополиту Владимиру, вопрошая его, «не есть ли все, сообщаемое в заявлениях, одна клевета, выдуманная на почве враждебных отношений... некоторых лиц или под влиянием так называемого освободительного движения, вследствие которого часто выдумывают ложь против духовенства вообще и в частнос­ти монашествующего».
Переслал владыка и письмо женщины, которая, узнав, что от ее лица рассылаются подложные письма, написала отцу Петру:

«Добрейший отец Петр! Вашим известием крайне поражена; ни в Святейший Синод, ни Обер-Прокурору и ни кому другому реши­тельно не писала никаких заявлений, тем более гнусного содержа­ния, да и не имею к тому никаких оснований. Видно, враги Ваши всячески стараются повредить Вам, раз решились на подлог, – вот до чего доводит злоба людей. Надеюсь, Вы уверены в добрых моих к Вам чувствах и никогда не поверите клевете. Скорблю, что враги Ваши пользуются моим именем для причинения вам горечи и нравственных страданий...»

«Что касается до жизни иеромонаха Петра в Новгороде со вре­мени прибытия его на должность инспектора Новгородской семи­нарии, – писал архиепископ Гурий обер-прокурору Синода, – то могу свидетельствовать, что жизнь его вполне... соответствует его иноческому званию».

Доносы продолжались в течение двух лет. Иеромонах Петр на­писал прошение об увольнении его от должности инспектора Нов­городской семинарии.

В апреле 1907 года архиепископ Новгородский Гурий напра­вил в Синод ходатайство о назначении иеромонаха Петра настоя­телем Моденского монастыря, а епископ Саратовский Гермоген (Долганев) – о назначении его наместником Преображенского монастыря в Саратове.

Слухи о том, что иеромонаха Петра собираются назначить наместником одного из монастырей, вызвали новые анонимные доносы, причем на этот раз авторы угрожали опубликовать свои доносы в газетах.

5 декабря 1907 года иеромонах Петр получил письмо от донос­чика: «Если хотите прикончить это дело, то пришлите триста руб­лей денег... К полиции не обращайтесь...»

Это письмо отец Петр передал архиепископу Гурию, а тот пе­реслал его митрополиту Владимиру, который отписал товарищу обер-прокурора Святейшего Синода, ведшему дело: «По упомяну­той переписке не было назначено расследование ввиду анонимно­го ее характера».

3 июля 1909 года Святейший Синод назначил иеромонаха Петра настоятелем Белевского Спасо-Преображенского монасты­ря Тульской епархии.

Монастырь находился недалеко от Оптиной пустыни, и отец Петр имел постоянную возможность общаться с оптинскими стар­цами. Старцы в свою очередь высоко оценили духовную настроен­ность настоятеля и стали направлять к нему людей для духовного руководства. Отец Петр часто бывал в Саровском и Дивеевском монастырях, особенное доверие имея к блаженной Прасковье Ивановне Дивеевской, и та платила ему ответным расположением. Блаженная подарила ему своей работы холст, из которого впослед­ствии сшили архиерейское облачение, и он бережно хранил его, предполагая быть в нем погребенным.

В воскресенье 8 августа 1910 года епископ Тульский и Белевский Парфений (Левицкий) в крестовой церкви возвел отца Петра в сан архимандрита.

19 октября 1910 года в Белеве по инициативе председателя Училищного совета архимандрит Петр прочел лекцию на тему «Старчество и старец Амвросий Оптинский как главный его представитель». Лекция имела огромный успех, и присутствовав­ший на ней епископ Парфений обратился к слушателям со сло­вом, в котором выразил свою радость по поводу столь многолюд­ного собрания, свидетельствующего, что люди в Белеве живут не одними земными заботами, но интересуются и вопросами религиозными.

В день празднования Казанской иконы Божией Матери в мо­настыре состоялось торжественное освящение Спасо-Преображенского собора, который к этому времени стараниями настояте­ля был тщательно отремонтирован и украшен.

Архимандрит Петр не ограничивал своего служения стенами вверенной его попечению обители, но часто посещал сельские храмы Белевского уезда. Один из свидетелей так описывает его служение в селе Песковатом: «18 и 19 мая 1913 года навсегда оста­нутся в памяти прихода. Слава о служении архимандрита Петра, ласковом, внимательном обращении с простым народом создали ему громадную популярность не только в Белевском уезде. Крес­тьяне, как последнее сословие, нуждаются в помощи, и особенно в духовной. Они приходят к отцу Петру с просьбами помолиться о них, иногда поговорить и рассказать о своем воистину горьком житье. И никто не уходит от отца Петра неутешенным. Архимандрит Петр приехал в село к шести часам вечера, и сразу же нача­лась всенощная. С ним приехал хор из десяти девочек.

Храм в селе Песковатом стоит на горе, над Окой. Рядом сосно­вый бор. Настежь открыты все двери храма. Солнечные лучи скользят по бесчисленным рядам народа, не поместившегося в церкви. Нет привычного перешептывания и безучастности к службе. Знакомые молитвы поются всем народом. Во время пения “Слава в вышних Богу...” все опускаются на колени. Великие сло­ва, масса коленопреклоненных людей, молящихся всем сердцем, всем помышлением, до того умиляют и умиротворяют, что не­вольно молишься.

Сгущались сумерки. На паперть вышел архимандрит Петр и направился к дому священника, и за ним весь народ, певший “Христос воскресе”. И далеко по округе разносилось это радост­ное пение.

На следующий день была отслужена литургия. Народа было еще больше, чем накануне. После отпуста архимандрит Петр вы­шел на амвон и стал говорить. Простые слова, ясный взгляд. Он говорил о Христе Спасителе, об убожестве храма в приходе и, на­конец, перешел к обличению ересей. Больше всего он говорил о местных сектантах – скопцах и хлыстах. Ярко и убедительно архи­мандрит Петр опровергал то, что сектанты ставили себе в заслугу и оправдание, он обрисовал картину фальши, себялюбия, тунеядст­ва, изуверства, вреда для тела и для души, который, по своему не­вежеству и фанатичному ослеплению, причиняют эти секты своим сторонникам. Во время проповеди один из скопцов протиснулся к выходу и понуро поплелся домой. Впечатление от проповеди было громадное».

Во время одной из эпидемий, случившихся в ту пору, архиман­дрит Петр обратился к населению с особым словом: «Все еще из разных мест получаются сообщения о том, что по стране нашей распространяются заразные болезни, которые уносят в могилу целые тысячи людей. Неудивительно, что при столь страшном яв­лении люди приходят в беспокойство и стараются придумать всевозможные средства, чтобы отклонить от себя надвигающуюся грозу... Но вот горе наше, что мы изобретаем всё не то средство, которое бы действительно нас избавило от ужасной, никого не милующей болезни. Мы стараемся пользоваться разными сыворот­ками и прививками... Все комиссии и подавляющее большинство частных людей только совершенно оставляют в стороне духовное начало в человеке – его душу, только не желают о ней подумать, да, впрочем, они и не могут желать думать о ней, так как, кажется, и не подозревают, что она у них есть и нуждается в попечении го­раздо более, чем тело... Они так далеки стали от всего духовного, что не могут поверить, что главное и единственное зло всех болез­ней, несчастий и страданий на земле есть грех, который и надо уничтожать, с которым и нужно бороться во что бы то ни стало, всеми силами, как бы трудно это ни было. А все эти вибрионы, ми­кробы и бациллы – только орудие и средство в руках Промысла Божия, ищущего спасения души человеческой. Знает Бог, что до­рога нам земная жизнь, что дорого нам тело, и вот на это-то и на­правляет Свои удары, чтобы мы опомнились и раскаялись. Посы­лая мор на людей, Господь тем самым напоминает нам всегда иметь пред глазами своими смерть, а за нею и Страшный Суд, за которым последует вечное наказание нераскаянных грешников... К Нему-то и нужно прежде всего обращаться с молитвою о помиловании и об отвращении праведного гнева Его. Но, молясь, надо стараться быть достойными милости Божией. Необходимо сознать грехи свои, раскаяться в них, решиться вести жизнь свою согласно заповедям евангельским. С покаянием должно соединить пост и воздержание, должно отказаться хоть на время от разных удоволь­ствий, игрищ, зрелищ и праздного времяпровождения. Но как-то страшно становится от того, что видишь вокруг: с одной стороны, как будто и боятся заразных, губительных болезней, страшатся смерти и в то же самое время предаются необузданному веселью, забавам, зрелищам, совершенно забывая свои священные обязан­ности по своему званию православных христиан... Хотя уже беско­нечное число раз говорено и переговорено о том, что наша интеллигенция далека от народа и не знает и не понимает его, но еще раз хочется крикнуть так, чтобы услышали наконец, кому слышать надлежит: “Да постойте, Бога ради, будьте добросовестны и бес­пристрастны, сойдите с высоты своего величия и прислушайтесь к тому, что говорит народ!.. Пощадите, пожалейте душу народную! Вы толкуете о просвещении, вы скорбите, что народ наш темен, вы строите школы, а сами в то же время вносите тьму в среду его, развращаете его, заменяете истину Христову ложью язычества, со­действуете возвращению народа к нравам языческим!.. И как не быть смертоносным язвам в стране нашей, когда мы отступаем от Бога и навлекаем на себя Его праведный гнев?! Еще удивляться надо безмерному долготерпению Божию, что Он милостиво кара­ет нас, надо горячо благодарить Его, что не погубляет нас оконча­тельно, и слезно умолять Его, чтобы Он не дал осуществиться зло­му делу и открыл сердечные очи тем, кому вверено попечение о душе народной. Покаемся же все и исправимся и обратимся к Богу, от Которого отступили!”».

Как всякого подвижника и человека глубокой веры, архиман­дрита Петра интересовал и подвиг других. Об одном из скромных служителей Тульской епархии, протоиерее Алексии, он счел нуж­ным даже написать заметку и опубликовать ее для назидания дру­гим в «Епархиальных ведомостях».

«На днях заходил ко мне, – писал архимандрит Петр, – один сельский протоиерей – отец Алексий. Высокого роста, стройный, худой, весь седой, с добрыми проникновенными глазами, смирен­ный, приветливый, добродушный, – он произвел на меня самое хорошее впечатление. Давно он священствует, но священствует в бедном приходе: “Мой доход равняется доходу псаломщиков в окружных селах, – говорил он, – но я никогда не искал себе луч­шего прихода; я верю, что Господь благословил мне потрудиться именно здесь. Ох, сколько я видел на себе милостей Божиих! Я вас давно поминаю, и родителя вашего поминаю. (Надо сказать, что мы увиделись только впервые, а до сего времени я даже никогда не слыхал об отце протоиерее.) У меня такое правило – я поминаю всех. Живых поминаю более семисот, а усопших – и не знаю сколько. Ведь это нетрудно. Знаете, ведь они все записаны. На проскомидии, во время Херувимской песни и “Достойно” я чи­таю, а потом воздохну (тут отец протоиерей приложил руку к пер­сям, устремил глаза свои к небу, и весь взор его как-то просвет­лел – будто он увидел Господа и просил Его за живых и усопших), потом снова читаю и снова воздохну; я всегда так. Протоиереем я недавно сделан. Это сделал меня преосвященный, который обра­тил внимание на то, что я никогда ни одной свадьбы не венчаю без того, чтобы жених и невеста не знали Символа веры и молитвы Господней наизусть и с объяснениями. Трудно обучать их, но все же они обучаются... На мне вся одежда чужая, я не могу делать се­бе – средств нет, но слава Богу за все”. Действительно, отец про­тоиерей весьма бедно одет. Когда мы стали расставаться, отец протоиерей подошел к иконам, приложился, помолился и стал сер­дечно желать мне небесных даров от Бога.

Предо мною ясно вырисовывалось все величие и красота души старца. Я представил себе следующее: бедный сельский приход, удаленный от губернского города на сто пятьдесят верст, грубый деревенский народ, все более и более развращаемый за послед­ние годы, постоянные труды, хлопоты, службы, требы, ведение хо­зяйства, занятия с прихожанами, недостатки, так что к концу жиз­ни не только не скоплено на черный день, но даже нет средств, чтобы сделать себе одежду: скудные средства ведь нужны были си­ротам, которых приходилось еще воспитывать, да и бедным чадам своим о Господе. Кроме нищеты, на старость осталась еще боль в ногах, о которой отец протоиерей говорит как-то добродушно, будто она не у него, будто не его ноги отнимаются. Это, так ска­зать, всё внешние скорби, а сколько скорбей незримых, внутрен­них, о которых нет сил повествовать, потому что их так много и они так всем хорошо понятны! Подумайте теперь, какова же долж­на быть крепость души, каково величие духа, какова непоколеби­мость в достижении поставленной цели, какова преданность воле Божией, каковы смирение, вера, терпение, сострадание, любовь к Богом данным прихожанам, если, несмотря на все тяготы, труды, лишения, скорби и напасти, отец протоиерей не поддался духу лу­кавому, так часто многих из нас прельщающему, не прельстился ни богатством, ни славою, ни ризным украшением, а остался до заката дней своих на своем посту, в глуши, в неизвестности, в тру­дах, среди любимых им пасомых, остался делить с ними до гроба все их нужды, скорби и радости!

А каково его бескорыстие! Он молится за живых и усопших, знаемых и незнаемых, молится бескорыстно, без надежды не толь­ко получить благодарность за свое доброе дело, но даже без надеж­ды на то, что об этом узнают те живые, за которых он молитвы воз­носит. Он молится просто потому лишь, что молитва – его дыха­ние, потому, что, как пастырь, он считает нужным молиться, ибо знает, что всё от Бога, знает, какое великое значение имеет молитва для живых и особенно для усопших, которые сами себе никак уже не могут помочь. Он молится не за родных только или знако­мых, нет, он молится даже и за тех, которых никогда не видал и не знал. Он знает лишь одно – что они нуждаются в молитве, и он скромно, тихо, незаметно делает доброе дело, творит милостыню.

И вот такими-то молитвенниками и стоит еще мир, ими-то вот и поддерживается вера и жизнь наша...

Таких подвижников – молитвенников может воспитать и иметь одно лишь православие. И дай Бог, чтобы их было как мож­но больше».

С началом военных действий в 1914 году в Спасо-Преображенском монастыре был устроен лазарет на двенадцать кроватей, из которых пять были на полном содержании монастыря.

В октябре 1916 года Святейший Синод постановил направить архимандрита Петра в распоряжение епископа Алеутского Евдо­кима (Мещерского) для миссионерской службы в Северо-Американской епархии. Но поездка не состоялась, и, вместо Америки, в 1916 году отец Петр уехал проповедником на фронт, где пробыл до февральской революции 1917 года.

В 1917 году архимандрит Петр был назначен настоятелем Успен­ского монастыря в Твери. Здесь ему впервые пришлось испытать тяготу неволи: он был заключен в тюрьму в качестве заложника.

14 февраля 1919 года в Москве в патриарших покоях на Троиц­ком подворье состоялось наречение архимандрита Петра во епис­копа. На следующий день, в праздник Сретения Господня, он был хиротонисан Патриархом Тихоном во епископа Балахнинского, викария Нижегородской епархии, где в то время правящим архи­ереем был архиепископ Евдоким (Мещерский), впоследствии отпавший от православия в обновленчество. Владыка Петр хорошо знал его по службе в Белеве, когда тот был епископом Каширским, викарием Тульской епархии.

В Нижнем Новгороде епископ поселился в Печерском монас­тыре на берегу Волги. Место, памятное недавними событиями: здесь жил епископ Лаврентий (Князев), расстрелянный больше­виками 6 ноября 1918 года.

В древности Печерский монастырь был расположен за две вер­сты от Нижнего Новгорода, но около трехсот лет назад произошел обвал, здания монастырские обрушились в Волгу, остался лишь один храм, и монахи поселились ближе к городу, в так называемых Ближних Печерах. К началу ХХ века монастырь пришел в упадок.

Братия была малочисленна, и с епископом Петром приехали не­сколько монахов. Сразу по приезде епископ восстановил в монас­тыре уставную службу. Он служил во все большие и малые празд­ники, во время всенощной всегда стоял в храме на настоятельском месте против чтимой иконы Печерской Божией Матери, зачастую сам читал шестопсалмие.

Профессиональным певчим трудно было выдерживать про­должительные богослужения, и епископ привлек к участию в службах народ. За правым клиросом ставили аналой, и здесь нахо­дился уставщик, сюда приходили все усердствовавшие петь и чи­тать. В малые праздники служба продолжалась около пяти часов, в воскресные дни – шесть часов, а в двунадесятые праздники – семь, то есть с пяти часов вечера до полуночи.
Епископ служил неспешно, раздельно и громко произнося каждое слово. Шел во время каждения не торопясь, так что успе­вали пропеть весь полиелейный псалом. «Хвалите имя Господне» пел весь народ на два хора афонским распевом, полностью оба псалма. Во время первого часа и после литургии епископ благословлял народ. Придавая огромное значение участию прихожан в богослужении, епископ постарался наладить всенародное пение и в других храмах епархии. С благословения архиепископа Нижего­родского Евдокима он обратился с посланием к благочинным Ни­жегородской епархии, призывая их в своих благочиниях завести такое же общенародное пение.

В будние дни епископ служил литургию в домовой церкви. Каждый праздник после богослужения он говорил проповедь. В монастыре он завел преподавание детям Закона Божия, причем преподавал сам. Дети так привязались к нему, что зачастую соби­рались толпой у его крыльца в ожидании – не пойдет ли владыка куда-нибудь, чтобы сопровождать его. По дороге он что-нибудь им рассказывал, часто из своей жизни.
Иногда епископ Петр служил всенощные всю ночь. Под Рож­дество Христово всенощная начиналась в десять часов вечера, и после нее сразу же служилась литургия. Несмотря на столь про­должительные службы и самое простое пение, храм всегда был по­лон народа. Акафистов за всенощной епископ никогда не читал, но зато требовал, чтобы полностью вычитывались кафизмы; акафисты читались только на молебнах. Епископ Петр особенно лю­бил Псалтирь, которая отражает все многообразие душевных пе­реживаний и обстоятельств, в каких приходится бывать человеку; богодухновенная книга нас научает – как и о чем просить Бога. Как-то раз епископа пригласили служить в один из храмов и на всенощной почти полностью пропустили кафизмы. Епископ Петр подозвал настоятеля и сказал ему: «Почему ты не любишь царя Да­вида? Люби царя Давида».

Панихиды епископ всегда служил полностью, по уставу, с сем­надцатой кафизмой, без всяких сокращений. «Кто отслужит по мне такую панихиду?» – говорил он. Когда ему приходилось кого-нибудь отпевать, то он служил без малейшей поспешности. Он любил молиться вместе с Церковью словами церковных гимнографов и святых подвижников, ибо в этих словах, как и в церковных уставах, заключена неохватная жизнь, через них еще на земле ощущалось небесное. Будучи в Воронеже, владыка говорил своему келейнику отцу Иннокентию: «Во всем твой Петр грешен, только устава никогда не нарушал».

В Печерском монастыре древний собор в честь Успения Божией Матери был в то время сильно запущен. Стены и потолок были черны от копоти. Епископ обратился к народу, прося помочь на­вести порядок, и сам первый поднялся по лестнице и промыл часть потолка. На Страстной седмице владыка вышел очищать от снега двор монастыря. Кто-то спросил его:

– Что это вы так трудитесь, владыко святый?

– Да как же? Надо будет в Великую Субботу с крестным ходом идти, а кругом снег, идти негде.

За несколько дней до престольного праздника в соборе еже­дневно начинали служиться молебны с акафистом Божией Мате­ри по примеру Киево-Печерской Лавры – так епископ вместе с народом готовился к встрече праздника Успения Богородицы.

Истовое, неленостное служение, искренность в вере, смире­ние, открытость для всех – все это народ сразу почувствовал, оценил и полюбил в архипастыре. Его стали приглашать на все престольные праздники в городские храмы. Приглашали его, при­глашали и епархиального архиерея, но все возрастающая попу­лярность епископа Петра среди верующих не понравилась епископу Евдокиму; он стал завидовать своему викарию и в конце концов возненавидел его. Люди об этом не знали и по-прежнему приглашали их служить вместе. Это было тяжелое испытание для обоих, когда им приходилось стоять вместе на кафедре.

Владыка Петр искал выход из создавшегося положения и в конце концов решил поступить так, как заповедал Христос. Перед началом Великого поста 1920 года в Прощеное воскресенье высо­копреосвященный Евдоким служил в городе, послав епископа Петра служить в Сормово, которое располагалось тогда довольно далеко от Нижнего Новгорода. Извозчиков в то время не было, и епископ ходил в храм на службы пешком. Возвращаясь после службы в Печерский монастырь, он зашел на Дивеевское под­ворье, где жил архиепископ, чтобы попросить прощения перед на­чалом Великого поста. Войдя в покои архиепископа Евдокима, он повернулся к иконам, помолился, затем поклонился архиеписко­пу в ноги и, поднявшись, сказал:

– Христос посреди нас.

Вместо обычного: «И есть, и будет» – архиепископ ответил:

– И нет, и не будет.

Молча епископ Петр повернулся и вышел.

Началась первая неделя Великого поста. Владыка служил еже­дневно, службы продолжались по тринадцать-четырнадцать часов.

Часто он служил в Сормове, и многие прихожане-рабочие, узнав владыку поближе, полюбили его. Когда в мае 1921 года власти арестовали епископа, рабочие объявили забастовку и бастовали три дня. Власти пообещали рабочим, что отпустят архиерея, но вместо этого отправили его в Москву в ЧК на Лубянку. Епископа обвини­ли в разжигании религиозного фанатизма в политических целях.

Доверие Патриарха Тихона к владыке Петру было столь вели­ко, что, когда в Пензенской епархии возникло чрезвычайное поло­жение ввиду раскольничьей деятельности Владимира Путяты, по­пытавшегося захватить Пензенскую кафедру, Патриарх 17 мая 1921 года назначил туда правящим архиереем епископа Петра. Од­нако, ввиду ареста владыки, 25 июня 1921 года указ пришлось от­менить.

С Лубянки епископа перевели в Бутырскую тюрьму, затем – в Таганскую. Когда его уводили из Бутырской тюрьмы, то с ним прощались все заключенные в камере, многие плакали, даже над­зиратели пришли проститься. «Я вспомнил тогда прощание апос­тола Петра», – говорил епископ, рассказывая о своем пребывании в заключении.

В Таганской тюрьме находилось тогда более десяти архиереев и множество духовенства. Верующие передавали в тюрьму про­сфоры, облачения, и духовенство совершало в камере соборную службу. Около маленького столика становилось столько архиере­ев, что служебники положить было негде. Диакона не было ни од­ного. Великую ектению начинал митрополит, а дальше все архиереи по старшинству говорили ектении по очереди.

В Таганской тюрьме вследствие истощения епископ Петр тя­жело заболел: у него образовались фурункулы на голове, и его по­ложили в больницу. В конце июля епископа Петра назначили на этап в Петроград. Перед отправкой разрешили свидание, и к вла­дыке пришли его духовные дети. Когда его вывели из Таганской тюрьмы, они подошли к епископу и шли вместе с ним через весь город до Николаевского вокзала в сопровождении конвоя. Солда­ты, охранявшие архиерея, не препятствовали провожавшим идти рядом с епископом и не мешали им разговаривать. До отправки поезда оставалось еще несколько часов, и им разрешили провести их вместе. Епископ много рассказывал о своем пребывании в тюрьме и в конце беседы сказал: «Как хотел бы я открыть свое сердце и показать вам, как страдания очищают сердце».

В Петроградской тюрьме епископ пробыл до 4 января 1922 го­да и в день памяти великомученицы Анастасии Узорешительницы был освобожден и уехал в Москву. Всенощную и литургию на Рождество Христово он служил в храме Марфо-Мариинской оби­тели, а на второй день праздника – в храме Христа Спасителя. В Москве владыка получил от Патриарха назначение быть еписко­пом Старицким, викарием Тверской епархии.

Уехав в Тверь, владыка поселился в Успенском Желтиковом монастыре, где в 1918 году был настоятелем. Здесь он сразу же принялся за восстановление уставного богослужения, заведя те же порядки, что были у него в Нижнем Новгороде. Народ помнил его и встретил с радостью. В Твери епископ Петр восстановил в жиз­ни приходов благочестивый обычай паломничеств к местным святыням. Он сам иногда отправлялся с духовными детьми в Торжок, за шестьдесят километров. Шли пешком, дорогой владыка читал акафист преподобному Ефрему, а сопровождавшие его паломни­ки пели припев. В селе Марьино они останавливались на ночлег и на следующий день приходили в Торжок.
Весной 1922 года стали очевидны для всех размеры нового бед­ствия – голода, постигшего Нижнее Поволжье, и епископ Петр решил, не ожидая разрешения властей светских, ни каких-либо распоряжений от властей церковных, оказать посильную помощь голодающему населению. Правящего архиерея, архиепископа Се­рафима (Александрова), в то время в городе не было, и епископ Петр фактически управлял епархией. В марте он созвал совещание членов епархиальной канцелярии, существовавшей при Тверском архиепископе; на нем было решено немедленно приступить к сбо­ру пожертвований. Постановили устроить цикл общеобразова­тельных лекций, с тем чтобы все сборы шли на помощь голодаю­щим. Приняли решение разослать переданное из Москвы обраще­ние архиепископа Серафима к настоятельницам монастырей с призывом принять в обитель детей голодающего Поволжья.

31 марта 1922 года епископ Петр обратился к тверской пастве с посланием, которое было разослано по всем приходам и монасты­рям епархии. В это трудное время владыка стал служить каждый день как священник, утром и вечером. Бывало, что кто-нибудь из прихожан, видя, что архиерей терпит нужду, отрезал от своего скудного пайка в сто граммов хлеба половину и, завернув в чистую бумагу, подавал владыке. Епископ Петр не отказывался: благода­рил, улыбался и брал кусочек в пятьдесят граммов – зачастую это и была его еда за весь день. Начинал он служить в девять часов ут­ра, а заканчивал в четвертом часу дня. Каждый день он обращался к людям с проповедью о том, чтобы они помогли голодающим. Случалось, прихожане, слушая епископа, плакали и отдавали свое последнее.

Он сам отдал в пользу голодающих все сколько-нибудь ценные вещи из храма. Некоторые упрекали его за это. Он тогда говорил: «У нас они стоят так. Они лишние. Они не нужны. У нас, значит, они будут стоять, а там люди умирают от голода». В одной из про­поведей владыка сказал: «У одного мальчика умер папа. Затем умерла мама. Соседи снесли маму на кладбище, а мальчик шел за гробом. И когда все ушли, он остался. Сидел на могилке и плакал. И послал письмо Господу, где написал: “Господи! Господи! Что же Ты не приходишь, ведь мама сказала, что Ты придешь, а Ты не приходишь. Я жду-жду Тебя, а Ты не приходишь”. И вот сидел он на могилке у мамы, плакал и говорил: “Мама, ты слышишь, я по­слал Господу письмо, а Он не приходит”. Так он сидел и плакал и наконец уснул.

Вскоре пришел один человек, разбудил мальчика и спросил его, почему он здесь спит. И мальчик ему все рассказал.

“Так вот, – сказал человек, – Господь послал меня к тебе”. И он взял мальчика к себе и воспитал его.

Вот видите, как надо просить Господа и как детская молитва доходит до Господа».

В середине лета служащие епархиального управления, все, кто не участвовал в богослужении, оказались без средств к существо­ванию, и епископ обратился к благочинным епархии с просьбой о помощи.

Летом 1922 года начался обновленческий раскол; раскольники при поддержке советских властей принялись за разрушение Церк­ви. В июне 1922 года митрополит Сергий (Страгородский), архи­епископ Серафим (Мещеряков) и архиепископ Евдоким (Мещер­ский) выпустили воззвание, в котором признали законность обновленческого ВЦУ как высшей церковной власти.

Некоторые священники – кто под воздействием соблаз­нительных аргументов, кто под угрозой физической расправы – присоединились к обновленчеству. Епископ Петр немедленно та­ковых запретил в священнослужении, предав факт запрещения широкой огласке, чтобы предупредить православных мирян об опасности отпадения от Церкви
.
19 сентября 1922 года епископ Петр обратился к тверской па­стве с воззванием, в котором изъяснял сущность обновленческого движения и отношение к нему Православной Церкви. Текст обра­щения был подан цензору тверского отдела ГПУ для получения разрешения на публикацию. Цензура ГПУ отказала епископу в публикации обращения. «Ввиду того, что обращение натравливает одну часть духовенства и верующих на другую, – писал цензор, – что возбраняется декретом об отделении Церкви от государства, который предоставляет право каждому гражданину и обществу ве­рить, во что он хочет, и молиться, кому и как хочет, в печатании данного обращения отказать, а епископа Петра привлечь к ответственности за неподчинение советской власти, за применение во время письма дореволюционной орфографии».

Обвинение в написании письма по дореволюционной орфо­графии было недостаточным, и заместитель начальника 6-го отде­ления секретного отдела ГПУ Тучков, ведавший надзором за Цер­ковью, потребовал от Тверского ГПУ доказать, что епископ Петр распространял воззвание. Сотрудники ГПУ стали допрашивать близких к архиерею священников.

Арестовать епископа и вести дело в Твери сотрудники местно­го ГПУ побоялись и 15 ноября сообщили Тучкову: «Епископ Петр предварительным следствием уличен в распространении не разре­шенного цензурой обращения и на днях будет арестован со всей кучкой тихоновцев. Просим вашего разрешения препроводить епископа Петра с его компанией и со всем материалом сразу же после ареста к вам, во избежание возбуждения фанатиков».

В тот же день секретный отдел ГПУ ответил, что предлагает «выслать епископа Петра и других проходящих по этому делу лиц» в Москву. 24 ноября 1922 года епископ был арестован. Вме­сте с ним были арестованы протоиереи Василий Куприянов и Алексей Бенеманский, казначей Новоторжского Борисо-Глебского монастыря иеромонах Вениамин (Троицкий), секретарь епископа Александр Преображенский и православный мирянин Алексей Соколов. На следующий день следователи допросили епископа.

– Ваш взгляд и отношение к советской власти? – спросил сле­дователь.

– Как на рабоче-крестьянскую власть, которую я вполне при­знаю и подчиняюсь.

– Ваша личная материальная помощь голодающим?

– Был один случай в Вышнем Волочке, где мной было пожерт­вовано в пользу голодающих – пять миллионов рублей, официаль­но зафиксированных сборщиками. В дальнейшем моя помощь голодающим выразилась в даче на тарелку при богослужениях приблизительно по миллиону рублей каждый раз, и были даже таковые случаи, когда ко мне непосредственно в покои обраща­лись голодающие за помощью и получали ее. Иногда в виде одеж­ды или хлеба и деньгами. Но главною моею заслугою является не личная помощь, а призыв к духовенству и мирянам помогать го­лодающим.

– Причина активной борьбы, то есть словом и делом, со сто­ронниками ВЦУ? – спросил следователь.

– Их еретическое учение, то есть отрицание рая и ада и тому подобное; кроме этого, они являются, по моему мнению, полити­ческими деятелями, что я вывожу из ряда статей и заметок как в журнале «Живая церковь», так и в периодической печати.

– Ваш взгляд и отношение к Патриарху Тихону?

– Признаю его главою Русской Церкви в церковных делах.

– Когда вам стало известно о запрещении цензурой вашего по­следнего воззвания?

– Кто и где переписывал с вашего черновика воззвание на ма­шинке, в каком количестве экземпляров и как таковые расходились?

– Кто-то из богомольцев взял у меня переписать для предо­ставления военному цензору и представить мне напечатанным.

– Сколько раз и где вы лично зачитывали указанное выше воззвание?

– Лишь один раз в церкви Николы на Плацу.

– У кого из членов епископского Совета хранится епархиаль­ная переписка в настоящее время и те письма, которых не оказа­лось в конвертах при обыске?

– Епископского Совета в епархии нет, а поэтому вся перепис­ка, в том числе и сообщения в конвертах, которые найдены при обыске, мною переданы в канцелярию с резолюциями.

– Какие откуда получали сведения о результатах распростра­нения или влияния вашего воззвания?

– Совершенно мне ничего не известно.

30 ноября арестованные были отправлены в Москву и заклю­чены в Бутырскую тюрьму. В декабре им было предъявлено обви­нение в распространении воззвания епископа Тверского Петра под заглавием «Возлюбленным о Господе верным чадам церкви Тверской», направленного «явно против всякого обновленческого движения в церкви и в поддержку контрреволюционной политики Тихона».

26 февраля 1923 года Комиссия НКВД по административным высылкам приговорила епископа Петра, священников Василия Куприянова и Алексея Бенеманского, мирянина Александра Пре­ображенского к ссылке в Туркестан на два года, мирянина Алексея Соколова – к ссылке в Нарымский край на тот же срок.

После оглашения приговора всех заключенных перевели в Та­ганскую тюрьму. В середине марта на пятой неделе Великого по­ста, на «стояние Марии Египетской», епископа Петра и других осужденных в составе большого этапа отправили в Ташкент. Перед отправкой дали личное свидание с духовными детьми. У епископа от недоедания был авитаминоз и вся голова была забинтована. Сопровождал этап усиленный конвой, и во все время следования от Таганской тюрьмы до Казанского вокзала, откуда отправлялся поезд, никому из провожавших не разрешили подой­ти к осужденным.

В апреле этап прибыл в ташкентскую тюрьму. В пасхальный четверг все были вызваны из тюрьмы в комендатуру ОГПУ. Здесь осужденным было объявлено, кому куда следовать дальше, и с них взяли подписку, в соответствии с которой они должны были поки­нуть Ташкент в тот же день. В комендатуре выяснилось, что в ссылку их распределили по разным местам. Епископу Петру было назначено ехать в Перовск, протоиерей Алексей Бенеманский от­правлялся в Самарканд. Но как бы то ни было, после пятимесяч­ного заключения они впервые вышли за стены тюрьмы. Выйдя из комендатуры ОГПУ, перекрестились – за все слава Богу! – и отправились разыскивать друзей. Долго бы они, вероятно, искали, если бы Господь в самом начале их поисков не послал им навстре­чу знакомую женщину. Она довела их до дома при соборе, где была приготовлена для них трапеза и комната. В доме их уже ожидали члены соборного причта и благочестивые прихожане. К приходу ссыльных прихожане нанесли множество куличей, чаю, сахара, всем ссыльным подарили по рубашке из местной ткани.

События прошедшего года – обновленческий раскол, арест Патриарха Тихона, попытка обновленцев захватить церковную власть – ставили один и тот же вопрос: как надо поступать, чтобы, не жертвуя Христовой истиной и интересами Церкви и в то же вре­мя в условиях гонений, по возможности избежать прямого столк­новения с властью. Желание избежать раскола влекло к политике компромисса, но это не успокаивало совесть, и хотелось отыскать твердую каноническую основу. Время ставило насущные вопросы церковно-канонического характера, и многие не готовы были дать на них ответы по существу. В одном из писем епископ Петр писал отцу Алексею Бенеманскому: «В неделю за литургией я вдруг ясно понял, какую точку зрения должен был я иметь в вопросе о поми­новении Святейшего*. Я должен был твердо помнить, что Святей­ший не имел права единолично отменять те канонические прави­ла, которые приняты и утверждены Церковью... Стало быть, если бы он и отменил их, то это было бы незаконно и несоглашающиеся были бы правы...»

В 1923 году был освобожден из заключения Патриарх Тихон и сразу же подал властям список архиереев, без которых он не мог управлять Церковью. В их числе был и епископ Петр. В конце 1924 года владыка прибыл в Москву, а 16 июля 1925 года, уже по­сле смерти Патриарха Тихона, Местоблюстителем Патриаршего престола митрополитом Петром (Полянским) он был послан в Воронеж в помощь митрополиту Владимиру (Шимковичу), которому было тогда восемьдесят четыре года.

Епископ Петр служил в Воронеже в огромном пятипрестольном храме во имя Сошествия Святого Духа на Терновой поляне, но чаще всего он служил в Покровско-Преображенском храме бывшего Девичьего монастыря, где и жил. Во время его богослу­жений храм был всегда полон молящимися, было так тесно, что не всегда можно было поднять руку, чтобы перекреститься. Епископ со всеми был приветлив, внимателен и ласков, всех любил, все для него были родными и близкими, и народ вскоре ответно его полюбил.

Епископ пробыл в Воронеже до осени 1925 года, когда был вы­зван в Москву к Тучкову. 23 ноября, попрощавшись с воронеж­ской паствой, он отбыл в Москву.

6 января 1926 года, в канун Рождества Христова, скончался митрополит Воронежский Владимир. Воронежская паства по­чувствовала себя осиротевшей. Многие спрашивали: когда же приедет владыка Петр? Воронежская блаженная, Феоктиста Ми­хайловна, жившая в ту пору в Девичьем монастыре, сказала: «Мясоедом приедет». Епископ Петр приехал 10 января и вместе с при­бывшим на погребение митрополитом Нафанаилом (Троицким) отпевал почившего. Погребение митрополита Владимира, собрав­шее множество верующих, переросло в народное собрание, кото­рое выразило единодушное пожелание, чтобы преосвященный Петр вернулся к ним Воронежским епископом.

Чтобы наперед оградить архипастыря от возможных притесне­ний со стороны советской власти, ему были поставлены право­славными прихожанами условия – неучастие в политических группировках, выступающих против советской власти, и лояль­ность по отношению к последней. В свою очередь православные давали перед властями поручительство в политической благонадежности архипастыря. Одновременно с этим они обязывались предоставлять двух делегатов в случае вызова архипастыря в орга­ны советской власти, чтобы быть вполне осведомленными в поли­тической деятельности своего архиерея.

12 января уполномоченные православных приходов Воронеж­ской епархии направили епископу Петру заявление, на которое он дал свой ответ: «От всего сердца благодарю православно верующих Воронежской епархии за оказанную мне большую честь – пригла­шение меня на их славную архиепископскую кафедру и за выра­женное мне доверие. Видя в единодушном избрании меня трудящимися глас Божий, не дерзаю отказываться и изъявляю свое полное согласие на занятие Воронежской кафедры; что же касает­ся предложенных мне условий, то нахожу их совершенно соответ­ствующими моим убеждениям и моему настроению, ибо, с одной стороны, я твердо верю в то, что подлинное христианство содер­жится только в исповедуемой нами святой Православной Церкви, а отнюдь не в каких-либо новопоявляющихся беззаконных, с канонической точки зрения, религиозных организациях, а с дру­гой – я все время признавал и признаю со всеми трудящимися со­ветскую власть, против которой не выступал и не выступаю ни словом, ни делом, а потому добровольно и охотно принимаю предлагаемые мне условия и обязуюсь исполнять их нерушимо, в чем и подписуюсь».

После народного избрания на Воронежскую кафедру епископ уехал в Москву, чтобы получить подтверждение народного выбора от священноначалия. Заместитель Местоблюстителя митрополит Сергий (Страгородский) признал это избрание и назначил епис­копа Петра на Воронежскую кафедру с возведением его в сан архиепископа, сказав при этом, что посылает в Воронеж лучшего проповедника Московской Патриархии.
Верующие, встречавшие архиепископа Петра на вокзале, со­общили, что множество православных уже ожидает его в Алексеевском монастыре и желает, чтобы он отслужил панихиду по по­чившему митрополиту Владимиру.

В монастыре владыке подарили иконы святителей Митрофана и Тихона, и один из рабочих, прихожанин храма, сказал привет­ственное слово, пожелав архиепископу Петру, как Воронежскому архипастырю, чтобы молитвами этих святителей Господь сохра­нил его на Воронежской кафедре.

Многие храмы в Воронеже к этому времени были захвачены обновленцами, которыми руководил лжемитрополит Тихон (Васильевский). Митрополит Владимир, хотя и был убежденным противником обновленчества, оказать сколько-нибудь значитель­ное сопротивление ему не мог, так как был стар и немощен, и ве­рующие Воронежа своими силами боролись с обновленцами. Во время первого приезда епископа Петра в Воронеж в 1925 году, еще при жизни митрополита Владимира, обновленцы пытались захва­тить Покровско-Преображенскую церковь бывшего Девичьего монастыря; верующие отправили в Москву к председателю Прези­диума Верховного Совета Калинину председателя церковного со­вета Семена Цикова с просьбой положить предел беззаконию. Перед отъездом Семен пришел к епископу Петру взять благослове­ние на поездку. Владыка благословил и попросил зайти в Москве к Местоблюстителю митрополиту Петру, подробно рассказать о происходящих в Воронеже церковных событиях и взять у него для Воронежского архипастыря облачение. Посланец все это благопо­лучно исполнил, что вызвало недовольство властей, когда они об этом узнали.
Пребывание архиепископа Петра на Воронежской кафедре, его истовое совершение богослужений, любовь к пастве – все это действовало на обновленцев раздражающе. Благодать Божия через своего избранника видимо попаляла ложь, лицемерие и лукавство еретиков, и они не мало предприняли усилий, чтобы удалить архи­епископа из Воронежа, действуя через светские власти.

С частью воронежского духовенства у архиепископа Петра близких отношений не получилось, и прежде всего потому, что многие из них были противниками продолжительных богослуже­ний; некоторые, когда служили с архиепископом, не дожидаясь конца всенощной, уходили из церкви. В Воронеже архиерей был особенно дружен с народом, который собирался на его службы в великом множестве. С прихожанами архиерей проводил все свои дни – в церкви и дома, куда к нему беспрерывно шли со своими нуждами люди. И часто можно было видеть – входили к нему по­сетители с какой-нибудь скорбью, а выходили утешенными, с си­яющими лицами.
Служил архиепископ по афонскому чину: каноны, кафизмы, стихиры – все читалось и пелось неспешно, без пропусков, поэто­му службы длились подолгу, но народ не уходил из храма до окон­чания богослужения.

Архиепископ Петр не любил партесного пения и наладил в храме пение народа, чтобы пела вся церковь. Часто, стоя на кафе­дре, он сам запевал «Хвалите имя Господне», и затем все пели пол­ностью оба псалма афонским распевом. Центр народного пения в храме составлял небольшой хор, который в шутку называли «ка­пеллой»; управлял им талантливый и неутомимый регент, архимандрит Игнатий (Бирюков)*. Клиросному послушанию он отдал много лет жизни, собирая из разных мест и затем вводя в церков­ный обиход древние распевы. После службы люди подходили к архиепископу под благословение, а в это время весь храм пел сти­хиры и тропари. Ввиду огромного стечения народа на богослуже­ниях архиепископа, верующие рабочие взяли на себя обязанности добровольных блюстителей порядка.

При архиепископе Петре началось возвращение обновленчес­ких храмов в православие. Чин принятия духовенства совершался с большой торжественностью. Владыка стоял на кафедре, а каю­щиеся священники с амвона приносили архиерею и всему народу покаяние. Затем кающиеся земно кланялись и пелась хвалебная песнь святого Амвросия Медиоланского «Тебе Бога хвалим». Свя­щенники, принесшие покаяние, не сразу допускались к служе­нию, им архиепископ благословлял первое время петь и читать на клиросе. Перед началом богослужения обновленческие храмы за­ново освящались. Во всех возвращающихся в православие церквях архиепископа Петра встречали крестным ходом, с хоругвями, при огромном стечении народа. Все это вызывало гнев обновленцев, у которых оставалось все меньше церквей. Деятельность архиепископа Петра в Воронеже обновленцы на своем епархиальном съез­де назвали «петрозвериадой».
Неизменным спутником и сослужителем архиепископа Петра был архимандрит Иннокентий (Беда). Человек тихий и кроткий, он был ближайшим помощником архиерея. Его архиепископ по­сылал в Саровский монастырь за нотным акафистом преподоб­ному Серафиму, который стал затем служиться в Воронеже каж­дую среду.

Сразу же по приезде в город владыка пришел в административ­ный отдел. Объяснил чиновникам, что он назначен в Воронеж правящим архиереем и приехал, чтобы принять на себя управле­ние епархией. Затем попросил, чтобы административный отдел зарегистрировал его как официального главу Воронежской епар­хии. В ответ ему было сказано, что власти его не знают, не призна­ют, дела с ним не имели и не желают иметь. Они, как представите­ли рабоче-крестьянской власти, считаются только с волей рабочих и представителей верующих.

После такого ответа властей верующие рабочие сами приня­лись за хлопоты по легализации епархиального управления, воз­главляемого архиепископом Петром. Несколько раз рабочие хо­дили к председателю исполкома Шарову и настоятельно просили зарегистрировать епархиальное управление. Административный отдел в конце концов разрешил провести общегородское собрание верующих, которое должно было заслушать декларацию архиепи­скопа и избрать членов епархиального управления. ОГПУ потре­бовало от архиепископа повлиять на рабочих, чтобы они не соби­рали делегации и не ходили к председателю исполкома; взамен ОГПУ обещало в вопросе о регистрации архиепископа догово­риться с властями. Насколько это было возможно, он просьбу эту исполнил.

Старец Нектарий Оптинский, к которому архиепископ Петр обращался за советами, передал ему: если дело так и дальше пой­дет, архиепископу не избежать ареста.
Обстановка в городе становилась все более накаленной: не­сколько раз архиепископ Петр получал письма с угрозами, были случаи, когда в него с крыши бросали камнями. В конце концов рабочие предложили учредить охрану архиерея, которая сопро­вождала бы его на улице и оставалась ночевать у него в доме на случай провокации. Архиепископ мало верил в эффективность охраны, разве что от мелких провокаций, но не мог отказать веру­ющим в праве защищать главу епархии. Владыка был благодарен людям за их заботу и всегда вечером, прежде чем лечь спать, спус­кался в прихожую узнать, накормлены ли они, и благословить их на ночь.

Признание православными главой епархии архиепископа Петра не облегчало бремени служения его на Воронежской ка­федре, потому что юридически власти признавали только обнов­ленцев. Такое положение затрудняло поездки архиепископа по сельским приходам епархии; эти поездки рассматривались ОГПУ как контрреволюционная деятельность, на них требовалось каждый раз разрешение властей, а они его не давали. С ходатайствами к властям о разрешении архиепископу поездок по приходам епархии ходил председатель церковного совета Семен Циков, но безрезультатно. Представитель властей на все прось­бы так отвечал: «Что вы, городские, за деревню беспокоитесь? Служит у вас архиепископ в городе – и ладно, а за деревню вы не хлопочите». После такого ответа Семен Циков направил посланцев в деревенские приходы сказать, чтобы они прислали своих ходоков, дабы вместе хлопотать о разрешении архиепископу по­ездок по епархии. Сельские приходы составили свое поручи­тельство о политической благонадежности архиерея, но и эти хлопоты ни к чему не привели. Чем больше людей хлопотало за архиепископа Петра, тем большую ненависть он вызывал у вла­стей. Обстановка в городе в то время была такова, что архиепис­коп счел нужным обратиться с посланием к воронежской пас­тве, одновременно отослав его текст в газету «Воронежская ком­муна» с просьбой опубликовать, предполагая таким образом смягчить напряженность в отношениях между Церковью и властями в Воронеже.
Архиепископа Петра после этого стали вызывать на допросы в ОГПУ. Держался он при этих визитах спокойно. Входя в кабинет следователя, он оглядывался, как бы ища икону, но ее, естествен­но, не было, и он крестился на правый угол, в пояс кланялся и только тогда начинал разговор со следователем. Служащие ОГПУ невольно при его появлении обнажали головы.

Успенским постом архиепископ каждый день служил акафист Успению Божией Матери, после которого бывал крестный ход во­круг храма Алексеевского монастыря.
Осенью 1926 года должен был состояться под руководством Тучкова съезд обновленцев, и в связи с этим ОГПУ проводило обыски у православных архиереев. Как-то, вернувшись из церкви, архиепископ Петр увидел у дверей своей квартиры милиционеров, которые вошли вслед за ним и, предъявив ордер, приступили к обыску. Пока шел обыск, у дверей квартиры собралась огромная толпа. После обыска заместитель начальника отделения милиции предложил архиерею проследовать с ним для допроса. Архиепис­коп, указывая на собравшуюся перед домом толпу, предупредил о могущих быть неприятностях. Заместитель начальника ответил, что как бы то ни было, но у него есть распоряжение доставить архиерея в отделение милиции и он это распоряжение выполнит. А чтобы не было неприятностей в результате столкновения народа с милицией, предложил архиепископу выйти через некоторый промежуток времени после того, как милиция покинет дом. Так владыка и сделал.

Когда архиепископ Петр вышел из дома, его встретила толпа числом около трехсот человек, которая пошла вслед за ним и оста­новилась у входа в милицию. В само здание вошли только не­сколько человек, которые решительно прошли в кабинет началь­ника отделения милиции, где должен был производиться допрос, и потребовали ответа – на каком основании задержан архиепис­коп. Они потребовали также, чтобы допрос проходил в их присут­ствии. Начальник отделения ответил категорическим отказом и решительно заявил, чтобы они немедленно покинули помещение. Рабочие вышли на улицу и, обратившись к народу, сказали, что владыку хотят арестовать, между тем как милиция не имеет права вызывать архиепископа для допроса, а должна допрашивать у него на дому. Люди на улице заволновались. Вышедшие из здания ми­лиционеры попытались разогнать толпу силой, но безуспешно. Отовсюду слышались крики, стоны, плач, но люди не расходи­лись. Начальник отделения, видя, что ничто не помогает, пригро­зил архиепископу, что, если беспорядок не прекратится, он вызо­вет конную милицию и разгонит верующих.

– Да вы выйдите к народу и скажите ему, что со мной ничего не случится, и люди успокоятся и разойдутся, – посоветовал архи­епископ.

– Нет, вы сами идите и скажите, – ответил начальник.

Архиепископ вышел к народу и попытался его успокоить, но люди закричали, чтобы начальник сам вышел к ним и дал слово, что архиепископ не будет задержан. Тот вышел и пообещал им это, но люди не уходили, требуя освобождения архиерея. Начальник отделения милиции отдал распоряжение задержать людей наибо­лее близких к архиепископу – и в первую очередь тех, кто входил к нему в кабинет. Милиционеры бросились в толпу, но люди сопротивлялись, окружая плотным кольцом того, кого милиционеры пытались схватить. С большим трудом удалось им арестовать не­сколько человек. Арест произвел на людей удручающее впечатле­ние, и некоторые стали расходиться. В довершение был вызван конный наряд милиции, который разогнал оставшихся. Когда после допроса владыка пошел домой, на улице его ожидало всего несколько человек.

29 октября 1926 года архиепископ был вызван в Воронежское ОГПУ. Перед уходом из дома он нарочито подробно рассказал об этом вызове своему келейнику. В ОГПУ архиерею показали теле­грамму, в которой говорилось, что он вызывается к Тучкову в Москву для совещания по церковным вопросам с митрополитами Сергием (Страгородским) и Агафангелом (Преображенским). Когда архиепископ вернулся, перед домом и в самой квартире его уже ожидало множество людей. Архиепископ сообщил, что влас­ти предложили ему выехать в Москву. Кто-то из присутствовав­ших посоветовал послать к Тучкову в Москву делегатов, чтобы просить об отсрочке вызова архиепископа и вообще узнать – зачем его вызывают и в чем состоит его дело. А пока решили про­сить начальника местного ОГПУ об отсрочке поездки, чтобы ра­бочие могли за это время оформить отпуска для поездки в Моск­ву. На следующий день владыку снова вызвали в ОГПУ, и на этот раз он сказал его сотрудникам: «Вы сами идете против народа, сами раздражаете его и волнуете; я с вами, чекистами, разговари­вать больше не буду, разговаривайте сами с народом и выверты­вайтесь, как хотите».

В тот же день к святителю пришли представители рабочих и сообщили, что они выезжают в Москву для переговоров с Тучко­вым, а также отправляют делегацию на беспартийную рабочую конференцию, которая будет проходить в Москве 27 ноября. Они найдут там председателя Воронежского исполкома Шарова и попросят его, чтобы он в свою очередь переговорил с Тучковым.

Приехав в Москву, рабочие отправились в Дом Советов, где разыскали воронежских делегатов, и в частности председателя Во­ронежского исполкома, которого и попросили заступиться за архиепископа Петра. Шаров выслушал их молча, но на одном из последующих заседаний городской конференции рабочих высту­пил с нападками на архиепископа; он сказал: «Петр Зверев – это духовное лицо, которое под флагом религии может вести и ведет рабочих не туда, куда надо». Затем зачитал телеграмму верующих: «Москва. Президиуму ХV Всесоюзной конференции. Через мест­ное Воронежское ОГПУ Тучков требует выезда в Москву единст­венного избранного народом православного Архиепископа Петра Зверева. Православных в Воронежской губернии 99%, исключи­тельно рабочих и крестьян. Вызов Архиепископа волнует верую­щих рабочих, особенно вследствие распространяемых обновлен­цами слухов о высылке нашего Архиепископа. Для прекращения волнения верующих рабочих и народа запросите Тучкова о причи­нах вызова Архиепископа. Заключив договор с Архиепископом при его избрании и поручившись зорко следить за его работой, считаем своим долгом знать причины и цель его вызова. Для выяс­нения вопроса о прекращении волнений затребуйте выезда в Москву делегации верующих рабочих железной дороги. Отвечай­те. Воронеж. Терновая церковь – рабочим».

По прочтении телеграммы некоторые из делегатов вскочили с мест и стали кричать: «Таких людей клеймить!..» В тот же день была принята резолюция: «Конференция требу­ет тщательного расследования разлагающей единство рабочего класса и враждебной рабочему делу деятельности Петра Зверева... Требует немедленного изолирования и удаления из Воронежской губернии...» А также: «Исключить девять человек, подписавших телеграмму, из профсоюзов и удалить их с производства. Обсудить вопрос об их деятельности и предать суду. Провести показатель­ный процесс! Предать суду Петра Зверева! И наконец – немедлен­но арестовать архиепископа Петра Зверева».

Сообщение об этих событиях было опубликовано 28 ноября 1926 года в газете «Воронежская коммуна». Это был первый день Рождественского поста, и архиепископ Петр служил литургию. Предчувствуя близкий арест, он был печален. В ту же ночь к нему явились сотрудники ОГПУ для произведения обыска и ареста. Когда они начали стучать в дверь квартиры, келейник владыки, архимандрит Иннокентий, покрепче закрыл дверь и задвинул ще­колду и не пускал их до тех пор, пока владыка не сжег все письма и документы, которые могли бы повредить людям. После обыска архиепископ Петр был доставлен в ОГПУ.

Утром весть об аресте архиерея разнеслась по городу, и многие направились к зданию тюрьмы, чтобы узнать о судьбе своего архи­пастыря. Они увидели его только вечером, когда стража вывела ар­хиепископа из здания и посадила в автомобиль, чтобы везти на вокзал. Верующие бросились к вокзалу, но сотрудники ОГПУ оце­пили его и не пропустили никого на перрон, пока не отошел поезд с арестованным архиепископом. По прибытии в Москву он был заключен во внутреннюю тюрьму ОГПУ на Лубянке.
Вместе с архиепископом Петром были арестованы архиманд­рит Иннокентий и другие близкие ему люди, большей частью ра­бочие. Следствие вел уполномоченный 6-го отделения СО ОГПУ Казанский. Он спросил архиепископа Петра:

– Что за беседы по поводу положения Церкви в государстве бывали у вас с приезжавшими иногда из епархии церковниками? Почему вы там выставляли положение о необходимости муче­ничества?

– Моя точка зрения по этому вопросу ясна хотя бы из подава­емых мной документов и обращений декларативного характера, – ответил архиепископ. – Сам я никогда в беседах этого вопроса не поднимал, с кем бы ни разговаривал, но если меня спрашивали, то отвечал. Мне приходилось, возможно, высказывать мнение по этому вопросу по поводу существующей в Православной Церкви группы, непримиримо к государству относящейся, предпочитаю­щей мученичество, то есть, как я понимаю, стеснение в правах и так далее, урегулированию отношений. Может быть, я, знакомясь с этой точкой зрения, когда-нибудь и упустил из виду заявить слу­шателям, что эта точка зрения не моя, так как, повторяю, я вовсе не считаю, что мученичество в настоящее время выгодно для Церкви. Во всяком случае, я думаю, что моя точка зрения была слушателям известна, хотя бы из рассылавшихся обращений. Эле­мента злостности в разговорах о мученичестве не было безусловно.

В конце марта следствие было закончено. 4 апреля 1927 года Коллегия ОГПУ приговорила архиепископа Петра к десяти годам заключения в Соловецкий концлагерь. Ке­лейник владыки архимандрит Иннокентий был приговорен к трем годам заключения на Соловках...
.................................

«Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века.
Составленные игуменом Дамаскиным (Орловским). Январь».
Тверь. 2005. С. 272-317

Подробнее можно прочесть на сайте РЕГИОНАЛЬНОГО ОБЩЕСТВЕННОГО ФОНДА ПАМЯТИ МУЧЕНИКОВ И ИСПОВЕДНИКОВ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ